ЛИЛИЯ ГАЗИЗОВА: «СТУДЕНТОВ В НАШЕМ УНИВЕРСИТЕТЕ БОЛЬШЕ, ЧЕМ В МОСКОВСКОМ...» https://ia-centr.ru/han-tengri/oriental/liliya-gazizova-studentov-v-nashem-universitete-bolshe-chem-v-moskovskom-/
- Лиля, если не секрет – как вы оказалась в Турции?
- В последние годы я жила относительно благополучной жизнью в Казани. Работала в Союзе писателей Татарстана литературным консультантом и руководителем русской секции. Писала и публиковалась (к тому времени я была автором четырнадцати книг стихотворений, две из которых вышли в «Воймеге» - лучшем поэтическом издательстве России), переводила татарскую поэзию на русский язык, придумывала и воплощала в жизнь различные литературные проекты, участвовала в международных и российских фестивалях. Обитала со своими двумя детьми в хорошей квартире, работала в красивом месте, в старинном особнякеXIX века, у меня был большой кабинет с высокими пятиметровыми потолками. Ежегодно проводила Международный поэтический фестиваль имени Лобачевского, частью которого была научно-практическая конференция «Влияние неевклидовой геометрии на художественное сознание», и Международный Хлебниковский фестиваль «Ладомир», поскольку оба эти гения жили и работали в Казани. Для меня это было важно: истории, связанные с Казанью, история, которая делалась в Казани или которую Казань сама творила как место силы. Об этих фестивалях писали в центральных изданиях как о визитных карточек современной литературной Казани.
Но в какой-то момент я поняла, что моя жизнь понемного лишается чего-то важного. Попробую сформулировать. Внешней и внутренней свободы. Непредсказуемости. Новых открытий в себе. Я осознала, если я прямо сейчас не изменю свои быт и бытиё, то буду жалеть об этом всю жизнь. Это было связано не только с экзистенциальным кризисом, но и с тем, что происходило вокруг меня. Есть такое грустное понятие, как «период дожития» - когда человек, перешедший определенный возраст, начинает потихоньку дрейфовать по направлению к небытию. Хотя я, наверное, еще не в этом периоде нахожусь.
- Явно не в том...
- Спасибо, но не мешает заглянуть вперёд и попытаться спрогнозировать, что где ты будешь и с кем через десять, двадцать, тридцать лет. И я поняла, что не хочу сидеть в своём большом красивом кабинете с прекрасным видом из окон, не хочу ездить на красивой машине под номером 001, за который некоторые готовы убиться, мне же он достался случайно. Это уже не совсем то, чего я хочу, и мне будет горько, если я всё не изменю. Мне казалось, что мои стихи также лишены чего-то важного.
Московский критик Лола Звонарева порекомендовала меня Севинч Учгюль, которая сегодня участвует в работе Красноярского форума. Она профессор, заведующая отделением русского языка и литературы университета Эрджиес, яркая личность и замечательный человек. Так я попала в Кайсери. Это Каппадокия, центральная часть Турции, Анатолия. Патриархальная Турция, настоящая, где живут турки, не испорченные туристами и легкими деньгами. Здесь началась моя то ли третья, то ли четвёртая жизнь.
В моем случае это не была эмиграция. Я приехала не на пустое место, меня пригласил университет. С первых дней моего пребывания я начала получать зарплату. Вначале жила в университетском отеле, потом получила студию в кампусе университета, где живут иностранные преподаватели. То есть у меня была какая-то база, основа, а вот надстройку так называемую, то, что как было вокруг, я создавала сама.
Поначалу я испытывала определенное одиночество, но оно было достаточно плодотворным и мне к нему было не привыкать, поскольку в разные периоды жизни такое со мной случалось. По возможности я старалась подойти к этому конструктивно. Когда не пишутся стихи, можно написать эссе, рецензию на чужие стихи или заняться переводами. А когда началась пандемия, чтобы не сойти с ума от изоляции, я начала изучать французский язык и писать диссертацию. За два года написала и защитила кандидатскую диссертацию. В Турции, как и в большинстве стран мира, российская кандидатская степень после подтверждения соответствует докторской. Французский язык также пригодился, потому что недавно я вышла замуж за гражданина Бельгии, с которым мы говорим по-французски.
- Поздравляю. А что представляет из себя университет?
- С одной стороны, Кайсери – это провинциальный город. По духу, по менталитету. Но, с другой стороны, ему три тысячи лет. Этим городом владели десятки народов, исчезнувших и ныне существующих.
Университет Эрджиес – огромный, студентов в нашем университете больше, чем в Московском. Представьте себе масштаб? Огромный кампус, несколько десятков квадратных километров. И мне очень нравится жить в кампусе, потому что любой город – это немного шумно и немного грязно. Когда мне хочется выйти к людям, я выхожу, еду в центр. Но жить мне нравится в кампусе.
Я родилась в равнинной части России, поэтому меня по-хорошему сводит с ума вулкан Эрджиэс, у подножия которого расположен мой город. Я посвятила ему поэму, которая опубликована в «Литературной газете».
На нашем отделении примерно 500 студентов. Это очень много. В Швейцарском университете, для сравнения – 50 студентов. Ну, понятно, масштаб разный и так далее, тем не менее, это большие цифры для любого университета, даже для любого столичного российского. Тут четыре курса и подготовительное отделение. Один курс – от 30 до 80 человек, из которых примерно четверь – активно работающие студенты, с которыми мы ведем диалог.
- Много ли иностранных преподавателей в вашем университете?
- Наверное, половина или чуть меньше половины.
- Он частный или государственный?
- У нас государственный университет, один из крупнейших в Турции. Не старый, основан в 1985-м году. Наш факультет называется «литературный факультет» или «факультет литературы». Наибольшей популярностью пользуются, корейское, японское, ангдийское и русское отделения. Первые два в силу популярности в Турции их аниме, поп-музыки, фильмов и в силу того, что Япония и Корея денежно поддерживают изучающих языки и дают гранты на бесплатные поездки. А почему популярны английский и русский – объяснять не надо. Порой, студенты, закончив наше отделение, поступают на японское.
- Скажите, Лиля – у татар с турками много общего? Ну, помимо веры?
- Помимо веры и того, что они являются частью тюркской группы языков... Знаете, я прожила более четырёх лет в Турции и сегодня могу сказать, что общего оказалось меньше, чем я думала раньше. Если говорить о лексике – раньше я читала и сама так думала, что 70-80% общих слов. На самом деле меньше половины. Во-вторых, культура разная, отношение к жизни разное, отношение к себе другое. В некотором смысле татары, в особенности татары казанские, как ни странно, это нация, более приобщенная к европейской и азиатской восточной культуре одновременно. Мои студенты в своем большинстве получают высшее образование первые в семье. То есть это тоже о чем-то говорит. Это ни хорошо, ни плохо, но исследователям-социологам это может быть интересно.
Турецкие студенты мало читают. Но это беда повсеместная, хотя в России всё же народ более начитанный. В Турции – мне кажется, но могу ошибаться – литература становится уделом интеллектуалов. Но справедливости ради замечу, что отдельные студенты невероятно начитанны, активно интересуются не только русской литературой и культурой, но и философией.
Турки на удивление пассионарный народ. И это при том, что он древний. Если говорить о европейских народах – сочетание слов «старушка Европа» никого не удивляет. Но Турцию назвать старушкой ни у кого язык не повернётся. Это одновременно и древняя, и очень молодая нация. Она активно, жадно впитывает всё новое. Не хочу вдаваться в политические и идеологические моменты, но даже вопреки им или благодаря им, думаю, что эта страна может сделать очень много для развития мировой цивилизци. Мне хочется верить.
Вот такой состоялся разговор на красноярском форуме, организованном АНО «Центр искусств» при поддержке Президентского фонда культурных инициатив. Надеюсь, он поможет нашим читателям глубже вникнуть в публикуемое ниже эссе Лилии Газизовой.
Осень пастирмы
Адану унесет сель, а Кайсери – ветер… Так гласит турецкая пословица. Кайсери – это город ветров и циклонов, а еще молниеносно меняющейся погоды, из-за которой не всегда можно увидеть потухший две с половиной тысячи лет назад вулкан Эрджиэс, у основания которого и расположился город. Облака-тучи порой надежно прячут его от людских глаз. В течение дня здесь можно наблюдать четыре времени года. Местные так и говорят, кивая задумчиво головой, в любом разговоре о погоде: «Это Кайсери…»
Кайсери владели ассирийцы и хеты, сельджуки и монголы, римляне и византийцы. До нашей эры город имел несколько названий: Канеш, Карум, Мазака и Евсебия. Тщеславный римский император Тиберий в I в. н.э. переименовал город в Кесарию (в честь Кесаря, то есть себя), отсюда происходит его нынешнее название. Кайсери еще называют воротами в Каппадокию – дивное место, где остановилось время…
Город находится на высоте 1043 метра, умеренное и целебное высокогорье, которое я никак не ощущаю. Но некоторые проходят через нелегкую акклиматизацию. Главная достопримечательность города – потухший вулкан Эрджиэс, который дал название университету, где я преподаю. Его высота почти 4000 метров. И, как Эйфелева башня, он виден отовсюду.
…Меня порой изумляет отношение турок ко времени. К своему и чужому. Здесь не торопятся. И торопить турок не стоит. Как здесь все при этом работает, просто загадка. В юности я приходила на любовные свидания точно ко времени, но, понимая, что девушка должна быть немного ветреной, кружила по соседним улицам, чтобы опоздать хотя бы на пятнадцать минут. Всегда считала опоздание чем-то недостойным приличного человека. Но оказалось, что к подобному можно привыкнуть и даже начать находить плюсы. Если другие не волнуются, то, возможно, и мне не стоит. А вот самолеты Turkish Airlines, к счастью, отличаются пунктуальностью. Эта авиакомпания – как «Аэрофлот» в России, такая же государственная и брендовая. Но есть еще турецкий лоукостер Pegasus. Каждый его вылет задерживается как минимум на полчаса. К этому надо просто быть готовой. И у меня это стало получаться.
Сообразно своей ментальности турки не склонны драматизировать жизнь, ни свою, ни чужую. При этом они искренни и отзывчивы к чужой беде. Для них дело чести – помочь ближнему. И сделают они это без лишних просьб и уговоров. Периодически я захлопываю дверь своей студии, оставив ключ внутри. И никто из соседей ни разу не отказался помочь открыть дверь. Один даже влез в маленькое окно. Потом я долго смотрела на него (окно), пытаясь понять, как он все же проник в помещение. Коллега с факультета изящных искусств с готовностью взялся починить велосипед, когда из-за какой-то отлетевшей гайки я упала с него по дороге из универа. Вначале, правда, он предложил мне чай или кофе, чем несказанно удивил меня. Мы ведь привыкли, что вначале дело, а потом все остальное. Здесь же вначале слово (неторопливая беседа) и чай-кофе, а остальное может подождать.
Здесь нет понятия «бабье лето». Но есть «пастирма язы». Переводится как «осень пастирмы» (так и хочется сказать: осень патриарха). Наверное, это время приготовления пастирмы, которая готовилась в странах, расположенных на территории бывшей Османской империи. Мясо конины помещали под седло лошади, где от тяжести всадника из него выходили лишние соки. При этом мясо пропитывалось потом лошади. Точное место происхождения пастирмы неизвестно, в разных источниках называются Турция и Армения. Но именно Кайсери славится правильным рецептом ее приготовления. Когда я бываю на центральном базаре, обязательно пробую у разных продавцов это мясо.
Один из самых любимых персонажей турецких студентов – это Обломов. В экзаменационный билет обязательно вписываю вопрос о любимой одежде Обломова, коей является турецкий халат. Одна из самых старательных студенток, Шейма, приходящая на каждое занятие в новом красивом хиджабе, не может простить Андрею Штольцу женитьбу на Ольге Ильинской. С жаром объясняет остальным, что так поступать нельзя. Ведь Ильинскую любил его друг Обломов. Другие вяло соглашаются. Вяло не потому, что не согласны (подавляющее большинство турок, в том числе и студенты, поборники строгой семейной морали), а потому, что лень что-то прибавить к этому.
Разбираем сюжет «Бедной Лизы» Карамзина. Читаем отрывки из повести и выдержки из критических статей. Встречается незнакомое студентам слово «соблазнить». По сюжету повести Эраст соблазнил Лизу. Студенты спрашивают, что означает это слово. Мучительно ищу синонимы. Ни абсолютные, ни стилевые не «прокатят», студенты просто не «догонят» в силу слабого знания языка, ибо это первый курс. Ни «совратить», ни «обольстить», естественно, тоже ничего им не говорят. Нужно назвать все еще более своими словами. Мнусь, краснею, наконец выдавливаю из себя: «Это значит, что у них произошел секс». Далее рассказываю о морали XVIII века в России.
Когда закончился экзамен у второкурсников по русской литературе XIX века, ко мне подошли студентки Шифа и Шейма с очень взволнованными лицами и спросили, кто же автор стихотворения «Нам не дано предугадать, как наше слово отзовется…». И с надеждой повторяли: «Хоть бы Фет, хоть бы Фет!» В экзаменационном вопросе было четыре варианта ответа: Пушкин, Тютчев, Фет и Тургенев. В итоге они все равно набрали высокие баллы, поскольку на остальные вопросы ответили правильно.
На четвертом курсе обсуждаем рассказ Платонова «Юшка». Когда студенты читают и анализируют отрывки, с интересом наблюдаю за ними. Судьба несчастного Юшки очень их трогает. У двоих студентов (не студенток) на глазах выступают слезы. Сколько по земле бродит Юшек: русских, турецких, да не важно каких! У Юшек нет национальностей. Есть только большое сердце, которое способно любить всех, даже самых злых и диких.
Порой я разыгрываю перед студентами пантомимы, объясняя то или иное слово или понятие. В одной сцене из романа XIX века барышня после бала снимала мушки с лица, а затем фижмы. Пришлось рисовать на доске эти самые фижмы (иначе говоря, каркас), которые позволяют нижней части платья быть похожей на колокол. Фижмы обычно делали из пластин китового уса. Ни фижм, ни мушек в старинной турецкой жизни, естественно, не существовало.
В одном из современных рассказов действие происходит в коммунальной квартире. Объясняю. Ахмет через какое-то время восклицает: «Это как хостел!» Через паузу удивления и осмысления соглашаюсь: да, немного похоже.
Наши студенты интересно прощаются. Они порой не могут дифференцировать встречу и расставание. Поэтому, прощаясь, говорят: «Добрый день!» Или: «Добрый вечер!» Говорится это на ходу, когда они стремительно выходят из кабинета или аудитории, поэтому даже не успеваю поправить их. А теперь и не поправляю. Мне эти неправильности стали нравиться. Тем более, я веду курс литературы, а не грамматики.
Побывала в Каппадокии с Эдит Гильберт, известным филологом и театральным критиком из Венгрии, которая дала несколько лекций в нашем университете. Все же Каппадокия невероятное место. Там даже дышится по-другому. Необычные, в виде конуса, образования из туфа напоминают перевернутые толстые сосульки или детские формочки из песка. Трудно определить их точный цвет: оттенки коричневого, желтого и терракотового, то есть очень земные и теплые цвета. И очень много неба. Больше, чем везде. А когда много неба, о пустом не думается. И о вечном не думается, об этом давно не думаю. Скорее, просто впитываю лунный пейзаж. Рассматриваю подробности местности, трогаю шершавые камни.
Вся наша прогулка по холмам – это сплошные подъемы и спуски. Но усталость не наступала. Видимо, в силу особенного состава воздуха и особого настроения. Каппадокия напоминает пчелиные соты. Множество отверстий, лазеек, щелей. Легко представлялось, как в этих скалах прятались ранние христиане или разбойники. Но вначале в скалистых пещерах жили троглодиты (пещерные люди). Много церквей в скалах. Сохранились фрески X–XI веков, изображающие богов и ангелов. Многие лица замазаны белым. Думаю, это произошло значительно позднее, когда в эту местность пришли мусульмане…
Впервые так много говорила на турецком, в котором, кажется, изрядно продвинулась. Его почти хватает для бытового общения. В университете говорю преимущественно по-русски. Я – нэтив для студентов. На своих занятиях преподаватели-турки переходят на турецкий, если надо объяснить что-то сложное или совсем непонятное. Я не перехожу.
В Кайсери часто поднимается сильный ветер. И кружит последние турецкие листья, собирая их в стаи, как собак. А шорох листьев постепенно становится особенно яростным и даже угрожающим. Такое шуршание с легким поскрипыванием издавали бы упавшие на землю маковые коробочки, если бы их ворошил или перемещал с места на место сильный ветер. Однажды, когда я возвращалась на велосипеде из универа, ветер поначалу дул в спину, и я перестала крутить педали, доверясь ветряному двигателю. Но после двух поворотов он стал дуть в лицо. И в какой-то момент я ему проиграла: пришлось остановиться.
Над моим коттеджем нависает невероятных размеров ива. И сейчас наступило время ее освобождения от бренных листьев. День и ночь они сыплются и сыплются. И неизвестно, когда это закончится. Такое ощущение, что там, наверху. хранится неисчерпаемый запас листьев. Говорят, в нашем билимстеси (месте, где живут иностранные преподаватели) убрали ставку садовника.
Бывая в России и Америке, приходится отвечать на вопросы о сегодняшней Турции, в частности об исламизации – например, на моей встрече с аспирантами Иллинойского университета. Разговоры об исламизации имеют под собой основания. Это постепенный, последовательный и неуклонный процесс. Но я бы оспорила этот термин – «исламизация». Ничего нового, чего бы здесь не было, сегодня не происходит. Идет возвращение старых норм и старых ценностей. При этом завоевания республики Ататюрка в основном сохраняются. Для меня очевидно, что Турция всегда была не особенно открытой страной для европейского влияния. И европейские нормы прививались с трудом, поэтому и начинают растворяться под воздействием исламского фактора. Пока я наблюдаю вокруг себя софт ислам. Хотя живу в Турции глубинной, где вековые традиции, вместе со всеми европейскими нормами, органично и парадоксально продолжают влиять на жизнь обычных граждан. Но слишком непрезентативен мой турецкий опыт. Моя университетская жизнь и почти постоянное пребывание в кампусе не позволяют делать обобщающие выводы.
В 2012 году в Турции отменили запрет на ношение хиджаба для студенток, депутатов и адвокатов. Лично мне разрешение носить хиджаб представляется очень разумным, поскольку он неотъемлемая часть турецкой культуры и ислама. И я не вижу никаких ущемлений женских прав касательно этой прекрасной мусульманской одежды. Более того, ущемлением женских прав был запрет на ношение хиджаба!
После того как кемалисты пришли к власти в 1923 году, первое, что они сделали, это отделили религию от государства, запретили ношение паранджи, фесок и т.д. Среди турецкого руководства и обычных жителей стала популяризироваться и даже насаждаться европейская одежда. Вот интересная цитата Ататюрка: «В деревнях и городах я вижу, что лица женщин, наших товарищей, полностью прикрыты. Я уверен, что это доставляет им мучение, особенно в жаркое время. Друзья мои, все это результат нашего эгоизма. Будем честны и внимательны. Наши женщины чувствуют и мыслят, как мы. Пусть они покажут свои лица миру и сами внимательно смотрят на мир. Нечего бояться». Ататюрк не был против ислама, но считал его тормозом в прогрессе.
На наших занятиях по русской литературе тема ислама обычно не поднимается. Скорее уж говорим о христианстве, без которого невозможно понимание большинства произведений русской классической литературы. Недавно рассказывала о семи смертных грехах и, в частности, унынии. Насколько я вижу, их вера не мешает моим студентам воспринимать тексты русских писателей, в том числе современных. И не дает какого-то иного угла зрения, нежели человеческий.
Но с исламизацией сопряжен ряд непопулярных в Турции вопросов, которые активно обсуждаются как мировой общественностью, так и турецкой. Связаны они в основном с действующим ныне президентом страны. Понятное дело, я не буду касаться их по многим причинам. И в первую очередь по причине того, что не владею достаточной информацией. Не хочу ретранслировать искаженную информацию, которой переполнены как российские, так и мировые новостные сайты.
Побывала на встрече русских жен Кайсери, участников фейсбучной группы «Русские в Кайсери». Привел меня туда антропологический интерес к своим соотечественницам, выбравшим в мужья турок и переехавшим на ПМЖ на их родину. Одна девушка пришла на встречу со своей свекровью. Говорит, просто проводила. Но турецкая свекровь, прежде чем пойти по своим делам, грозно оглядела нас, и все приумолкли. Встретились мы у входа в торговый центр «Кайсери форум». Всего их два в нашем городе. Есть еще «Кайсери Парк». И они не только торговые, но и культурные центры, здесь встречаются, проводят время. Как везде, наверное. На верхнем этаже много разных кафешек, в том числе любимый молодежью «Макдоналдс».
Практически все участницы группы «Русские в Кайсери», которую правильнее было бы назвать «Русские жены Кайсери», кроме одной, познакомились со своими будущими мужьями в интернете. Их родители – все без исключения – поначалу отнеслись крайне негативно к их будущим мужьям. Девушки подробно рассказывали, как их пугали: будешь пятой женой в гареме, увезет к себе и сделает шахидкой, погуляет с тобой и бросит, отберет все деньги… Много вариантов, не все запомнила. Почти никто не работает. Занимаются детьми и семьей. Но хотели бы работать. Просто здесь не так просто найти работу по их специальностям: психология, экономика, менеджмент. Одна из девушек на мой вопрос «Чем занимаетесь?» ответила: «Деградируем». Собирается записаться в фитнес-центр. Обсуждали, какой лучше. Кто-то здесь уже десять лет, остальные поменьше. Все прекрасно выглядят, и в глазах есть тот огонь, который выдает любящую и любимую женщину. Надеюсь, не ошибаюсь.
Я не видела здесь ни разу, как целуются парень с девушкой. Молодые пары могут держаться за руки и смотреть друг на друга влюбленными глазами. И всё. Вообще, в исконной турецкой культуре мужчины публично ведут себя довольно сдержанно с женщинами. При этом трогательно здороваются друг с другом. Женщины приветствуются сдержанным рукопожатием, а между собой турецкие мужчины обмениваются жаркими объятиями и поцелуями в обе щеки, начиная с правой. Иногда они касаются друг друга лбами и на какое-то время замирают. Всему этому я бываю ежедневно свидетелем и привыкла к этому.
Иногда замечаю, что пожилые мужчины в Кайсери с неодобрением смотрят на меня. Оказывается, я смотрю им слишком прямо в глаза. Об этом мне сказала моя коллега. А как смотреть не слишком прямо, не уточнила. Но, возможно, мое поведение действительно немного отличается от общепринятого здесь. Около старой крепости в центре есть небольшой квартал чистильщиков обуви. Их клиенты, естественно, мужчины. Когда же я села на место клиента перед чистильщиком, он долго смотрел на меня и не мог понять, чего я хочу от него. Но ботинки мои почистил. И стоило это 8 лир. Копейки по нашим меркам. Проходящие мимо мужчины чуть шеи не свернули, разглядывая, как я восседаю на высоком стуле.
В новогоднюю неделю в Кайсери было пасмурно. Эрджиэс почти не проглядывал из-за облаков и туманов. И от этого моя картина мира была неполной. Низкие тучи ограничивали пространство. Город словно оказался в белом плену. Новогодняя иллюминация могла бы украсить Кайсери. Но ее не было. Город не встречал Новый год. Он входил сам.
Ни духа Рождества, ни ханукальных свечей, ни запаха Нового года! Ни в кампусе, ни внутри университетских зданий, ни даже в центре города нет ни одной украшенной ёлочки, никакой иллюминации или чего-нибудь подобного. А чего я хотела? Это страна, более девяноста процентов жителей которой исповедуют ислам. Празднование Нового года не запрещается, но и не поощряется. В курортных городах и Стамбуле, где индустрия развлечений более развита, чем в Кайсери, наверное, что-то новогоднее и происходит.
Известие о землетрясении в Турции меня застало в Нью-Йорке. Первым мне написал об этом московский поэт и друг Саша Переверзин, после чего я начала лихорадочно искать в интернете информацию и писать своим друзьям-коллегам, всё ли в порядке дома. Мои американские друзья с большим сочувствием отнеслись к гибели людей при землетрясении и интересовались, не пострадали ли мои близкие. Равно как и друзья из других стран, написавших мне и выразивших соболезнования. Эпицентр подземных толчков находился в уезде Сивридже в провинции Элязыг. Кайсери был назван в списке примерно дюжины городов, где также ощущались подземные толчки, правда, не более 4–5 баллов. Моя коллега и соседка по коттеджу не сразу поняла, что происходит. Она подумала, что из-за высокого давления все вокруг стало немного размываться и дрожать. Она же припомнила мое стихотворение, написанное за неделю до землетрясения, в котором Кайсери унесет ветер…
Вообще, Турция в будущем, по прогнозу специалистов, обещает быть сейсмически непредсказуемым районом. Обновлена карта сейсмической активности, в которой обозначены самые опасные места предполагаемых подземных толчков. Надеюсь, обойдется без жертв… Вот и сообщение о новом землетрясении: 28 января 2020 года в районе Кыркагач турецкой провинции Маниса произошло землетрясение магнитудой 4,8. Пишут, что очаг землетрясения залегал на глубине около семи километров. Не знаю, о чем это говорит. Не разбираюсь. Надеюсь, и не придется.
В одно из возвращений в Кайсери перед моим самолетом приземлился борт из Медины с паломниками и паломницами, совершившими хадж в Мекку. И все они отличались от других людей в зале какими-то особенно одухотворенными лицами. Мои предки по отцу были мусульманами… На багажной ленте, к которой невозможно было приблизиться из-за огромного числа этих паломников, ехало много прямоугольных свертков разного размера, запакованных в белую бумагу. Поначалу я думала, что там Кораны или религиозные прокламации. Потом моя подруга и коллега Чулпан Сетин из Карского университета объяснила, что там священная вода, которую дают в дар паломникам.
Когда я только приехала в Кайсери, у меня были опасения, что жизнь в отдалении от литературных столиц станет изоляцией от всего русско-литературного. Но ничего подобного не произошло. Мне пишется. И новые реалии неизбежно появляются в моих стихотворениях и эссе. В журнале «Иностранная литература» опубликовано эссе «Мои турецкие университеты», а в журнале «Артикль» – эссе «…а Кайсери унесет ветер». Два года назад меня приняли в ассоциацию «ПЭН-Москва», в которой состоят очень авторитетные, одаренные и порядочные поэты и писатели. В 2021 году в московском издательстве «Воймега» вышла антология «Современный русский верлибр», над которой я работала в качестве составителя три года.
В один из февральских дней в нашем университете отменили занятия. «Из-за ожидания экстремально холодной погоды и угрозы обледенения», как было написано на сайте университета. Надеюсь, Кайсери не унесет ветер и я проживу талантливо среди вулканов, ветров и моих прекрасных студентов, неожиданно для меня выбравших для постижения русскую литературу.
Опубликовано в журнале Интерпоэзия, номер 3, 2022