ЗАТКНУТЬСЯ НА ЧУЖИХ ПОХОРОНАХ https://zen.yandex.ru/media/id/6091546c064ac9639c18017d/zatknutsia-na-chujih-pohoronah-62d2f4529f801562d7d4006b?&utm_campaign=dbr&
Нет-нет, доходят слухи о том, что мне ставят на вид: как-де мне не стыдно поддерживать одних писателей (тех, что за войну) и гнобить других писателей (которые якобы за мир).
Это, мол, нехорошо, мы ведь все дети русской словесности и должны возлюбить друг друга.
Я называю это литературоцентричностью головного мозга.
Мне и в голову никогда не приходило завидовать своим коллегам по ремеслу: у меня всегда было своё место, я всегда был им удовлетворён.
Но сегодня не идёт речь о литературе.
Речь идёт о людях, которые желают поражения моей армии. Моим собратьям. Моим друзьям.
Вот у меня был добрый приятель, позывной Воха. Его убили.
Вот у меня был близкий друг, позывной Граф. Он погиб. Я его похоронил.
За время спецоперации я недосчитался уже дюжины знакомых и бывших однополчан.
У меня гибнут земляки с Рязанщины, где я родился. Гибнут с Верхнего Дона, где я вырос. Гибнут с Нижегородчины, где я живу.
Тут вылезает из-под куста мудреватый кудрейка или кудреватый мудрейка в статусе светила отечественной словесности и говорит, буквально: российская армия должна с позором проиграть, а Россия должна понести наказание.
Я перевожу это так: пусть они ещё раз убьют твоего Воху и ещё сто раз убьют Графа, пусть они убьют всех, кто стоит на их пути, пусть ваша армия бежит до Урала, а мы будем улюлюкать вам вслед, потому что вы агрессоры и убийцы.
Для меня не имеет никакого значения, писатель это говорит, музыкант или продавец бубликов.
Я говорю: ты урод, и я не хочу тебя видеть в своей стране, равно как ты не хочешь видеть меня в своей.
Ты против моих мёртвых. Почему я должен сидеть с тобой за одним столом?
Мне говорят: у него другое мнение.
Какое ещё «другое мнение»? Вы в своём уме?
У меня убили брата, а у него по этому поводу «другое мнение»: он рад, что его убили. И я должен его понять, ведь у него такой хорей, такие ямбы.
Я вовсе не хочу, чтоб его убили, этого человека с другим мнением. Я просто хочу, чтоб он заткнулся на похоронах, где мы провожаем товарищей.
Говоря о нашем поражении, на самом деле он знает, как это поражение выглядит. Он хочет, чтоб нас (взявших в руки все виды оружия: путинских пропагандистов, империалистов, сторонников русского мира, волонтёров с новыми теплаками) наказали, лучше — посадили, но если убили — тоже не беда. Так надёжнее.
Здесь меня опять перебивают и почему-то именно мне начинают объяснять, что русская культура обеднеет, что у неё должно быть два крыла, и очень длинный хвост, и глаза, которые смотрят в разные стороны.
А меня, говорю, тошнит. Я слышать это не могу уже.
Россия каждый день хоронит своих сыновей, своих детей и братьев, а мне подсовывают ехидное акунинское лицо и говорят: ну это же твой собрат по ремеслу, возлюби его, он так интересно писал про фандоринские приключения.
Мне пишут целую статью, что зря я «идеологизирую литературу».
Люди, которые многоумно и благообразно рассуждали об эмпатии, о гуманизме русской словесности, лишены этой эмпатии по отношении к собственной армии напрочь. На эту армию не распространяется их гуманизм. Они всё расчёсывают свою тоску о том, что без Симеона Харитоновича и Соломона Соломоновича обеднеет картина русской поэзии.
Ничего с вашей поэзией не случится. Пусть цветёт сто цветов.
Просто передайте Симеону Харитоновичу и Соломону Соломоновичу, что моё сердце болит только о русском солдате.
Я давно не надеюсь докричаться до всех оглохших в своём литературном, кинематографическом, театральном эгоцентризме.
Тёплые инфантильные люди, не знавшие никогда ни крови, ни горечи, ни опыта национальной беды, — откуда им знать то, с чем они не встречались? Они выросли, видя друг друга, гладя друг друга, теша друг друга.
Но если всякий раз являться на похороны и по-вороньи каркать: «Покойник был убийцей! Мало вас убили!» — я не знаю, какой ещё реакции желают эти люди.
Она самая мягкая из возможных.