§ 3. Глобализация в эпоху Модерна https://www.geopolitica.ru/bind/geopolitika

А.Дугин

Глобализация Нового времени: эра великих географических открытий

Мы видели, что в истории Западной Европы идея империи (как второго издания глобальности — после всевключающего «глобализма» этноцентрума) подвергается атакам, а затем и вовсе отбрасывается вместе с началом Нового времени. Протестантизм наносит удар по латинству, разрывая единство западной церкви и закладывая основы апологии национальных государств. Показательно, что два фундаментальных теоретика национальных государств — англичанин Томас Гоббс (1588–1679) и француз Жан Боден (1529–1596) — были убежденными протестантами.

Параллельно этому закладываются основы современного научного мировоззрения, развивается буржуазная демократия, создается совершенно новое общество. Это общество основано на «парадигме отрезка», на утверждении локальности и фрагментарности. Оно не боится сталкиваться с границами, с «другим», с «новым», стремится преодолевать самое себя и отбрасывать всякий раз старое, чтобы открыть нечто, еще неизвестное. Это динамическое общество, которое отбрасывает само понятие «целое» как сдерживающую абстрактную догму, полагая, что прогресс состоит, наоборот, в движении от фрагмента к фрагменту. Эту культуру и науку Нового времени интересует не «мир» (в понимании О. Финка или К. Акселоса), но «вещи мира», частные отдельные предметы, через манипуляцию с которыми (производство, обмен, использование) можно достичь счастья. В этом контексте науки все более и более обособляются друг от друга, специализируются. Техника и свойственное ей разделение, в том числе и разделение труда, становится во главу угла.

Новое время отбрасывает саму глобальность, заложенную в империи, не говоря уже о «наивных» претензиях на универсализм этноцентрума.

В Западной Европе XV–XVIII вв. мы можем зафиксировать конец второй — имперской — формы глобализации, хотя отголоски ее достигнут и начала ХХ в. в форме Австро-Венгерской, Российской и Османской империй, последних следов имперской Древности и имперского Средневековья.

Но строго параллельно утверждению совершенно нового типа общества, в котором проблему «другого» предлагается не преодолевать, но интериоризировать, жить с ней (в чем и состоит философский смысл Модерна), начинается процесс освоения Европой всего пространства планеты, эпоха великих географических открытий. Это можно назвать третьей формой глобализации.

Эта глобализация, свойственная Новому времени, качественно отличается от двух предыдущих форм. В этноцентруме глобальное (целое, всеобщее, мир) уже заведомо дано. Первая форма глобализации мифическая.

В империи глобальное (целое, всеобщее, мир) созидается путем политико-социальных, культурных, военных, религиозных усилий. Оно присутствует как цель и задача, как трансцендентный горизонт и делает империю священной. Вторая форма глобализации — историческая и имперская.

В эпоху великих исторических открытий начинается весьма специфическая организация пространства. Поэтому третья форма глобализации — глобализация Нового времени — требует более внимательного осмысления.

Круглый мир

Мир, с которым западноевропейское общество столкнулось в Новое время, был совершенно необычным по сравнению с миром этносов или империй. Открытый мир был круглым, объективным (т. е. представляющим собой нечто отчужденное от человека), физическим (природным) и состоящим из фрагментов (т. е. сегментированным политически, колониально, этнографически, культурно, климатически и т. д.). Вместе с тем после того, как на планете не осталось «белых пятен», весь мир стал имманентным человеческому знанию, предсказуемым, сводимым к общей схеме.

Этот «круглый мир», мир-глобус, вместе с тем отличался следующими чертами. Он был открыт именно Западной Европой и ее обществом, а значит, нес на себе отпечатки западноевропейской культуры. Европа считала себя субъектом этого мира, поскольку она познавала его и в какой-то мере создавала его (вспомним идеи Анри Лефевра о «производстве пространства»). На первом этапесубъектность Европы выразилась в факте грубой колонизации. Европейские нации просто поделили всю планеты между собой, как до этого поделили Европу по национальным государствам. Колонии стали продолжением национальных государств Европы, а «круглый мир» стал проекций европейского общества и европейского сознания. Европа открыла то, что могла и хотела открыть, что соответствовало ее собственной истории, ее науке и ее самосознанию. Поэтому через мир Европа открыла саму себя.

Но сама она была дробной (антиимперской), научной (ориентирующейся только на рациональные процедуры), секулярной (не придающей религии решающего значения — одним словом, не верующей), технической, имманентистской, прагматической и буржуазной. Точно таким же оказался и мир. А там, где он отличался от Европы, это расценивалось как «отставание», «архаика», «недоразвитость» и т. д.

Поэтому третья форма глобализации представляла собой европоцентричный проект с географической точки зрения и модернистский проект с точки зрения исторического этапа — Модерна, Нового времени. Эта глобализация была несколько парадоксальной. Она имела некоторое сходство с предыдущими формами, но и существенно отличалась от них по смыслу.

Европа Нового времени была уверена, что сомнение является универсальной истиной, а нецельность, дробность мира — его абсолютным свойством, а также законом познания. В этом Модерн был прямо противоположен архаическому этноцентруму с его мифами, вечным возвращением и уверенностью в наличии целостного и абсолютного знания, совпадающего со структурой социальной традиции. Но при этом Европа, точно так же как архаический этноцентрум, не ставила под сомнение абсолютной истинности своего собственного открытия нецельности мира. Другими словами, Модерн сомневался во всем, кроме самого Модерна. Поэтому европоцентризм является двойственным феноменом: будучи антитезой этноцентрума, Европа вместе с тем представляет собой определенный этноцентрум, только перевернутый с ног на голову и столь же убежденно отрицающий цельность, как обычный этноцентрум ее утверждал.

Не менее парадоксальны отношения третьей формы глобализации с принципом империи. С одной стороны, Европа Нового времени отбросила идею империи как неправомочный холизм (пусть и проективный), т. е. как стремление к невыполнимому достижению цельности. Но вместе с тем по отношению к остальному только что «открытому» миру она вела себя совершенно по-имперски, выступая как мировая метрополия, захватывающая по праву сильного «ничейную» (на самом деле чужую) территорию. Но снова: европейские нации нарезали себе колонии не от имени чего-то целого, а в своих узко эгоистических интересах, в интересах фрагмента, колониальными границами фрагментируя различные неевропей­ские общества, этносы и политические образования, не считаясь с их историей и культурой.

Выражением этих парадоксов стало явлении рабства. В христианском мире институт рабства постепенно отпал еще в первые века христианства, и Средневековье уже знало совершенно иные формы социальной стратификации, где рабства как такового не было, а работорговля была исключена. Однако практика рабства, свойственная некоторым античным обществам, была возрождена именно в Новое время; при этом захват рабов и торговля ими приобрели расовый характер (рабами становились африканцы, которых массовым образом вылавливали и транспортировали в Новый Свет — в европейские колонии) и оправдывалась тем, что африканцы стоят на низшей ступени развития, нежели более цивилизованные, прогрессивные и развитые европейцы.

Таким образом, третья форма глобализации — колониальная глобализация Модерна — была парадоксальной и сочетала в себе как продолжение определенных тенденций, преобладавших в прежних формах, так и их отрицание. В такой глобализации мира был утрачен, забыт, отвергнут сам мир как целое27. Она была не столько интеграцией мира, сколько его фрагментаризацией, причем на новой мировоззренческой, культурной и технической основе.

Глобализация на идеологической основе: двухполюсный мир

Глобализация третьей формы шла на протяжении всего Нового времени с XVI по XX вв. и в XX в. предопределила структуру двух мировых войн, одной из главных причин которых было перераспределение зон влияния в колониях между великими европейскими национальными государствами. В частности, Германия, позже других включившаяся в полноценную европейскую национальную политику, осталась почти без колоний и постаралась наверстать упущенное.

Существенное изменение структуры мира произошло после окончания Второй мировой войны, когда основными акторами мировой политики выступили не национальные государства Европы, а два идеологических лагеря — западный (капиталистический) и восточный (советский). Совокупный силовой, экономический, политический, дипломатический, идеологический потенциал США и СССР, двух «сверхдержав», настолько превышал эти же показатели у других стран, что в мире возникло два полюса и две зоны контроля (американская и советская).

Эту двухполюсную систему К. Шмитт (как мы уже видели) называл «третьим номосом земли». Обе зоны стали пространством нового типа глобализации, которую можно назвать «идеологиче­ской». Это четвертая форма глобализации и она отличается определенными чертами.

Во-первых, главную роль в ней играет идеология. Интеграция происходит не просто на основании фактического силового захвата колоний или установления контроля одной европейской державы над другой, а с учетом того, какая социально-политическая система установилась в той или иной стране. Это новый фактор для капиталистической глобализации, т. к. привносит самосознание капиталистического общества в качестве интеграционного начала. Ранее капиталистические страны не задумывались о том, являются ли они капиталистическими или нет, и враждовали друг с другом на чисто эгоистической основе. Наличие советского блока заставило капиталистические общества по-новому переосмыслить свою социальную природу.

Во-вторых, эта глобализация носила дуальный характер и имела альтернативную модель. Часть мира — добровольно (а чаще принудительно) интегрировалась в один лагерь, а часть — в другой.

В-третьих, идеология выступала новой формой целостности, что было четко осознано СССР, поставившим перед собой цель построения единого интернационального коммунистического общества, мирового коммунизма и осуществления мировой революции. Столь же глобальные идеи были взяты на вооружение буржуазным лагерем, у которого впервые появилась объединяющая цель, выраженная, правда, в отрицательных терминах — объединиться, чтобы не дать реализоваться планам коммунистов.

Так, идеология на новом этапе глобализации выступила в качестве «целого». При этом «целостность» коммунизма была заложена в самой исторической структуре марксизма, а либеральная буржуазия осмыслила свою дробность в качестве того, что ее — парадоксальным образом — объединяет.

Четвертая форма глобализации способствовала гомогенизации людей, живущих в разных частях света, через распространение идеологии существенно униформизировала структуру политического пространства в глобальном масштабе.

И снова в ней мы встречаем как моменты, присутствующие в прежних формах, так и нечто совершенно новое и противоположное им. Ни Запад, ни Восток в эпоху «холодной войны» не называли себя «империями», хотя в полемических целях и использовали этот термин (так, американский президент Р. Рейган назвал СССР «империей зла). На самом деле, конечно, оба лагеря представляли собой настоящие империи, считающие себя единственно универсальными и интегрирующие окружающие территории настолько, насколько хватало стратегических сил. Взгляд на мир исключительно со своей позиции — как продолжение этноцентрума — был характерен для обоих типов обществ. При этом и коммунисты, и капиталисты апеллировали к современному секулярному научному знанию, насмехались над религией и сакральностью, верили в прогресс и развитие и воспринимали целое, к которому шли, совершенно отлично от того, как воспринимало «целое» традиционное общество.

Пятая форма глобализации: глобализм сегодня

И, наконец, пятой формой глобализации является то современное состояние общества, которое сегодня мы называем «глобализацией» и которое стало объектом приоритетного интереса после краха СССР и конца двухполюсного мира. Когда произносят слова «глобализация», «глобализм», «мондиализация», «мондиализм», «планетаризм» и т. п., чаще всего имеют в виду именно эту — пятую по счету — форму. Но если для обычной политической аналитики этого достаточно, то для углубленного понимания явления глобализации нам необходимо соотносить его с предыдущими формами, а не рассматривать как нечто, что возникло только сегодня и на пустом месте. Поэтому для понимания того, чем является глобализация сегодня, необходимо ясно понимать, чем она была на предыдущих этапах и чем она сегодня отличается от предыдущих ее форм.

Современная глобализация соответствует «четвертому номосу Земли» (если использовать терминологию К. Шмитта), который складывается на планете после окончания «холодной войны» и двухполюсного мира. В конце 80 — начале 90-х гг. ХХ в. СССР и зона его планетарного влияния рухнули, а коммунистическая идеология исчезла в качестве важнейшего фактора развития мировой политики. Это создало ситуацию, когда из двух полюсов остался только один — западный, буржуазный, либеральный. Таким образом, в процесс глобализации (т. е. интеграции) усилиями США и стран капиталистического мира в этот полюс стали включаться не только «нейтральные» или «спорные» зоны земли, но и фрагменты бывшего социалистического лагеря — вначале страны Восточной Европы, а затем и отдельные республики СССР—в частности, страны Прибалтики.

Когда один из полюсов двуполярной системы рухнул, пропал, по факту сложилась глобальная модель мира, в котором восторжест­вовал оставшийся и победивший в «холодной войне» полюс. Именно его безальтернативное наличие после слома качественного пространства советского лагеря создало условия для пятой формы глобализации. Далее мы сосредоточим внимание именно на этой пятой форме, которую мы будем называть, как это принято сегодня, «глобализацией» как таковой, без каких-либо уточнений.

27Mondialisation without the world. Interview with Kostas Axelos — www. radicalphilosophy. com, 2005. [Электронный ресурс] URL: http://www. radicalphilosophy. com/pdf/mondialisation. pdf (дата обращения 02.08.2010).

Ф. Фукуяма: тезис «конца истории»

Рассмотрим три этапа, которые можно выделить в осмыслении последней версии (пятой формы) глобализации в самые последние времена — с конца 1980-х гг. до настоящего времени. Эта периодизация была предложена группой ученых стэндфордского университета (Д. Хэлд, Э. МакГрю, Д. Голдблатт, Дж. Перратон)28, подхвачена американским специалистом по глобализации Дэвидом А. Крокером29 и постепенно стала общепринятой.

Эти авторы выделили три модели обобщенной оценки глобализации — гиперглобализм, скептицизм и трансформационизм30. Рассмотрим их последовательно.

После распада социалистического лагеря и СССР у целого ряда политологов, аналитиков и экспертов сложилось впечатление, что это событие ставит точку в сложной диалектике этапов глобализации и отныне мир становится полностью интегрированным, т. к. ничто больше не сможет помешать развитию либерально-капиталистической парадигмы, воцарившейся в планетарном масштабе. Гиперглобалисты относились к этим изменениям с оптимизмом и полагали, что «точка невозврата» пройдена и мир уже стал в целом глобальным, единым и планетарным, а остаточные конфликты и противоречия постепенно сгладятся сами собой.

Такой точки зрения в начале 1990-х гг. придерживался американский политолог Фрэнсис Фукуяма, написавший эпохальный текст «Конец истории»31. Ф. Фукуяма опирался на философию истории Гегеля, который считал, что воплощение Абсолютной Идеи в историческом процессе ориентировано на ее кульминацию в субъективном духе. История, став осмысленной, окажется конечной: достигнув определенной цели, она исчерпает свое содержание. К. Маркс применил гегельянский тезис к своей версии диалектического развития производительных сил и производственных отношений, которое должно было закончиться мировой революцией и наступлением «коммунистической формации» как «конца истории». Философ-гегельянец А. Кожев предположил, что история может завершиться и полным планетарным торжеством либерального капитализма, рынка и буржуазной демократии. Фрэнсис Фукуяма, анализируя крах СССР, посчитал, что на глазах сбывается кожевская версия трактовки Гегеля, и написал вначале программный текст, а затем и книгу с соответствующим названием.

Смысл «конца истории», согласно Ф. Фукуяме, сводится к окончанию основных политических конфликтов, разрывавших человечество на предыдущих этапах и составлявших тем самым содержание исторического процесса. Некогда в эпоху «варварства» все воевали со всеми и преобладало право сильного. В Новое время субъектом истории и носителем суверенитета были объявлены национальные государства, и этот принцип лег в основу Вестфальской системы. Национальные государства враждовали друг с другом и тем самым творили европейскую историю, а заодно — через колониальные эпопеи — и историю всего остального мира. После Второй мировой войны соперничество между нациями отошло на второй план перед лицом идеологического противостояния мирового капитализма и мирового социализма, и тогда смыслом истории стало противоборство двух политико-экономических систем. Крах СССР и победа Запада в «холодной войне» завершает и этот период, и, значит, у истории больше нет содержания, нет смысла. За время идеологического противостояния с коммунизмом буржуазные государства достаточно сблизились между собой, чтобы стать основой нового социально-политического и экономического устройства, а исчезновение идеологического противника теоретически позволяет распространить либеральную демократию, рыночную экономику и идеологию «прав человека» на весь мир. В такой ситуации национальные государства постепенно отомрут, а политика полностью заменится экономикой. У экономики нет истории, т. к. нет смысла, нет драматиче­ского напряжения, нет содержания. Мир станет глобальным рынком, в котором восторжествует логистика и оптимизация, что позволит постепенно подтянуться отстающим участникам глобальной экономики к уровню развитых передовых обществ.

Надо сказать, что позже Ф. Фукуяма существенно пересмотрел свои взгляды и признал, что его прогноз оказался слишком оптимистичным32, но его поправки и оговорки значительно менее интересны по сравнению с главным тезисом о «конце истории». И дело не в том, что он поспешил и забежал вперед, а в том, что он совершенно точно воспроизвел философию современного глобализма в ее наиболее законченной, последовательной и стройной форме.

Жак Аттали: «протез эго» и новое кочевничество

1. Брюгге — около 1300 г.

2. Венеция — около 1450 г.

3. Антверпен — около 1500 г.

4. Генуя — около 1550 г.

5. Амстердам — около 1650 г.

6. Лондон — около 1750 г.

7. Бостон — около 1880 г.

8. Нью-Йорк — около 1930 г.

Сегодня должен возникнуть новый — 9-й центр «порядка Денег», который будет символом перевода всех форм управления и всех ценностей в финансовый эквивалент.

Этот финансовый эквивалент получит воплощение в техниче­ском коде — уникальном наборе цифр для каждой вещи и каждого индивидуума. Электронная карточка будет служить «протезом эго» для каждого человека, с помощью которого будут совершаться финансовые трансакции, коммуникации и т. д. Люди смогут передвигаться по планете беспрепятственно, т. к. в любой точке мира будут находиться терминалы, с помощью которых можно подключиться к глобальной сети. Это Ж. Аттали называет «новым кочевничеством».

С помощью генной биоинженерии удастся найти способы избавиться от многих болезней и усовершенствовать человеческую природу.

Глобальный мир станет пиком человеческой истории, и постепенно все общества сольются в единое мировое государство, управляемое по принципам «порядка Денег» и основанное на постоянном техническом прогрессе и развитии. Все преграды на пути глобального порядка постепенно будут упразднены, и даже самые радикальные противники глобализации убедятся в ее преимуществах.

Глобальный мир, согласно Аттали, на первых порах будет состоять из трех новых экономических пространств:

1) американское пространство, объединяющее обе Америки в единую финансово-промышленную зону;

2) европейское пространство, возникшее после экономического объединения Европы;

3) тихоокеанский регион, зона «нового процветания», имеющая несколько конкурирующих центров: Токио, Тайвань, Сингапур и т. д.

Между тремя интегрированными пространствами, по мнению Аттали, не будет существовать никаких особых различий или противоречий, т. к. и экономический, и идеологический тип будет во всех случаях строго тождественным («порядок Денег»). Единственным различием будет географическое месторасположение наиболее развитых центров, которые концентрически структурируют вокруг себя менее развитые регионы, расположенные в простран­ственной близости. Позже эти зоны сольются в новую общепланетарную систему.

Т. Фридман, Дж. Бхагавати: гиперглобализм

Сходные с «ранним» Ф. Фукуямой и Ж. Аттали взгляды исповедует известный американский журналист Томас Л. Фридман, описывающий в своей книге «Плоский мир»34 и в других работах35 новую картину миропорядка, где глобализацию остановить невозможно. В отличие от Фукуямы, Томас Фридман до сих пор придерживается именно этой позиции. Если кто-то попытается уклониться от глобализации, считает Фридман, то заплатит огромную цену технологического отставания, экономической стагнации, маргинализации в международном сообществе и, наконец, добровольного или «под воздействием обстоятельств» включения в глобальные процессы. В открытом мире могут существовать только «открытые общества»; попытка закрыться в условиях всепроникающих информационных технологий заведомо обречена. Поэтому у глобализации нет альтернативы, и сегодня стоит не вопрос: «глобализация или не глобализация», а вопрос: «глобализация какими темпами, с какими нюансами, в каких приоритетных областях и т. п.».

Столь же оптимистического взгляда на процесс глобализации придерживается известный экономист Джагдиш Бхагавати36. Он утверждает, что глобализация есть однозначное благо для всех развитых и неразвитых обществ, поэтому она должна разворачиваться и вширь, и вглубь, включая беднейшие страны, которые получают тем самым шанс ускоренно пройти важнейшие этапы развития. При этом он подчеркивает, что глобализации не нужно иметь «человеческое лицо», поскольку она и так его имеет (в отличие от колонизации или эпохи идеологического противостояния двух систем). Бхагавати отождествляет глобализацию (как интеграцию всех обществ в одну планетарную социально-экономическую систему) с экономическим ростом и поэтому настаивает на том, что сам факт включения стран в глобальные процессы может вполне заменить наличие у них стратегии экономического и социального развития. Глобализация видится ему единственным ответом на все существующие вопросы.

Можно сказать, что смысл гиперглобализма заключается в следующем:

– глобализация считается однозначным благом, а ее издержки незначительными;

– глобализация представляется объективным процессом, к которому направлена вся логика истории человечества;

– глобализация расматривается как принципиально состоявшаяся, прошедшая «критическую точку» и далее намеревающаяся решать только технические (а не исторические, политиче­ские или идеологические) вопросы;

– глобализация декларируется как ответ, ставить под вопрос который бессмысленно.

Такой подход был преобладающим сразу после крушения СССР.