Трубецкой С.Н. 33.Учение о логосе в его истории
VI
В основании астрологических верований, вынесенных из Вавилона, лежит представление об одухотворенности планет и звезд, которые отожествляются с высшими существами. Еврейская апокалиптика вся пропитана этими представлениями: есть ангелы звезд, солнца, луны, знаков зодиака или, точнее, есть одно воинство небесное, в котором ангелы смешиваются с небесными телами.
Посмотрим, как описывается шествие солнца в книге Тайн Еноха. Оно несется в быстрой как ветер колеснице; четыре звезды, имеющие под собою 1000 звезд, идут одесную ее, и четыре таких же звезды – ошуюю; 15 тем шестикрылых ангелов ведут солнце днем и 1000 ангелов – ночью; сто ангелов дают ему огонь.
Вместе с солнцем летят два духа в виде двух птиц – финика и халкедрия: образ их львиный, а ноги, хвост и голова крокодила (!?), «видение же их обагрено, яко дуга облачна» (радуга), величина их – 900 мер, и у каждого по 12 крыльев ангельских. Они следуют за солнцем и несут росу и зной – что повелит им Господь.
Солнце выходит ежедневно в определенные ворота, смотря по календарю, и возвращается в другие ворота, на западе. Когда оно доходит до них, 400 ангелов снимают с него венец и несут его к Богу, а солнце без венца возвращается на восток, где ангелы утром вновь венчают его. И тогда финик и халкедрий начинают петь, и того ради все птицы трепещут крыльями и поют, радуясь светодавцу.
Еще более фантастическое, но весьма сходное описание находим мы в четвертом апокалипсисе Баруха (Texts and Studies, V, 1, 88 ed. James). Здесь в колесницу солнца впряжены «пернатые» ангелы в виде коней, а в колесницу луны – ангелы в виде быков и баранов.
Само солнце является в виде мужа в огненном венце, а луна – в виде женщины: она лишена прежней славы за то, что при общем смятении сил небесных посмеялась наготе павших прародителей. По утрам ангелы с громом великим отворяют ворота солнца и отделяют тьму от света, а по вечерам 400 ангелов относят к престолу Божию венец солнца и очищают его, ибо лучи его оскверняются, падая на беззакония людские[489].
Феникс, летящий перед солнцем, есть «хранитель всему миру»: своими исполинскими крыльями он защищает его от палящего зноя солнечного, которого иначе не могла бы вынести никакая тварь; он питается манною небесною и росою, а пение его пробуждает все живые существа: заслышав его голос, петухи поют, возвещая восход солнца, и вся тварь славит Творца[490]. Откуда взялась эта солнечная жар-птица, напоминающая индийскую Гаруду?
Предания о ней встречаются нередко и в древнейшей патристике, и в византийской литературе. Птица Феникс вместе с птицей Сирином и зверем Индриком была популярна и в Древней Руси. Солнце жжет крылья Феникса; грустный и печальный кончает он свой день, но, омывшись в океане, вновь обновляет опаленные перья[491]. Климент Римский (1 Кор. 25), Тертуллиан (De ressur. 13), Амвросий (Шестоднев 5, 23), Епифаний (Анкорат, 84) и многие другие христианские писатели не сомневаются в существовании этой птицы, которая нередко изображается символом возрождения и воскресения.
Звезды столь же живы, как луна и солнце, и подчиняются сложной небесной иерархии. «Старейшины и владыки звездных чинов» встречаются уже на первом небе, а на шестом – семь славных чинов, сияющие паче солнца, «строят и изучают звездное хождение и солнечное обращение и лунное пременение». Эфиопская книга Еноха приводит и самые имена ангелов, заведующих небесными явлениями, а у Филона самые светила небесные признаются «архонтами», начальствующими (I De monarchia, l).
Старинные предания о блуждающих звездах (ἀστέρες πλανῆται Иуд. 13) и падших звездах продолжают развиваться. В бездне за пределами неба и земли Енох видит страшную темницу воинства небесного; там, связанные на 10 000 лет, мучатся в огне звезды, ослушавшиеся велений Господа и не явившиеся в назначенные сроки (Ен. 18 и 21, 6; ср. Откр. 9, 1 и 12, 4).
Но не одни небесные тела имеют своих ангелов. Ангелы планет суть архангелы, которым подчинены служебные духи, а вместе с ними и всякая жизнь на земле и на небе, души людские, животные и растения. Четыре стихии, ветры, снег, град, гром и молния, реки, моря, металлы имеют своих духов[492].
Воды над небом имеют мужской пол, а воды под землею – женский (Ен. 54, 8). Дух мы есть могучий дух мужеского пола, который мощно стягивает море вожжами или толкает его вперед, гонит его сквозь горы земли (ib. 10, 16). Дух инея есть его ангел, и дух града есть благой ангел; есть дух снега и дух тумана, имеющий свое особое жилище; жилище духа росы примыкает к жилищу дождя, но дух дождя подчинен другим ангелам – функции его слишком важны, чтобы он мог действовать бесконтрольно (ib. 60, 17–23)[493].
Величайшие ангелы имеют свои специальные функции, напр. Михаил, «князь Израиля», есть князь воды, зимы, серебра, а Гавриил – князь огня, лета, золота[494]. В Vocabulaire de I'angelologie Шваб дает каталог имен и функций, напоминающий списки индигитамент римских понтифексов: здесь есть ангелы, которые призываются в болезнях, в дороге, во все различные времена и во всевозможных случаях жизни, даже в таких, о которых упоминать неудобно[495].
Не забудем, что за ними стоит еще целый сонм духов и демонов, души исполинов – сынов ангелов от дочерей человеческих, падшие духи, черти массиким', косматые шедим' и волосатая Лилит – страшилища вавилонского происхождения; есть, далее, лешие, драконы, сирены[496]; есть демоны, живущие в пустыне, и бесы, гнездящиеся в языческих капищах, в банях, в отхожих местах[497]. Все болезни объяснялись действием демонов, – в особенности, как известно, эпилепсия и душевные болезни, в которых видели прямое беснование.
Отдельные из этих суеверий сами по себе не имеют большого значения, но получают свое место в общем строе народного миросозерцания еврейства. Важно общее положение: Бог с точки зрения подобной пневматологии не принимает непосредственного участия в управлении вселенной; оно поручено архангелам, архонтам планет и небесных сфер, ангелам стихий и подчиненным им духам: они являются подлинными «космократорами» – миродержателями[498]; ими посредствуется вся деятельность Божества по отношению к миру.
По справедливому замечанию Гфрёрера (Jahrhundert des Heils, 1, 376), такая вера была не без опасностей своего рода: «легко можно было впасть в заблуждение, что вместо Бога следует поклоняться ангелам», так как они доступнее, ближе к человеку, а след., и могут более помогать ему, чем Всевышний. Так возникло служение ангелам (ϑρησκεία ἀγγέλων), от которого предостерегает апостол (Кол. 2, 18), или служение «немощным стихиям», которые, как мы только что видели, являлись в образе духов и ангелов[499]. Весьма возможно, что поклонение солнцу, приписываемое ессеям и сампсеям[500], было связано с их ангелологией.
В древнехристианской проповеди служение ангелам вместе со служением солнцу и луне нередко обличается, как иудейское заблуждение, если не как иудейское верование: сам Ориген, который отвергает последнее, говорит, что подобный культ есть не иудейское верование, а отступление от иудаизма (οὐκ ἰουδαῖκὸν μὲν τοῦτο, παραβατνκὸν δὲ ἰουδαϊσμοῦ ἐστιν с Cels. V, 8). И в Талмуде не раз встречается указание на борьбу с культом ангелов, причем жертвоприношения «великому князю» Михаилу признаются таким же идолопоклонством, как жертвоприношения солнцу, луне, звездам, источникам и высотам[501].
Ортодоксальное еврейство твердо держалось веры в Бога, как единого Творца, создавшего все Своим словом и Своею мудростью[502]. Книга Тайн Еноха дает верное выражение этой мысли: «Сотвор их от вышняго основания и до нижняго и нет советника ни наследника Моим тварем. Аз есмь вечен и нерукотворен, без пременения мысль Моя. Советник Мой есть Мудрость Моя и Слово Мое дело есть» (XI, 82 cл.).
В умозрениях о сотворении мира заходит, однако, речь о различных силах Божества, о той же Премудрости[503] (как мы видели у Псевдо-Соломона), о Слове (Филон), Духе, о Творческой и Правящей силе Божества (Филон), причем, по-видимому, еще до Филона учение об этих силах связывалось с учением об именах Божиих и вместе с учением об ангелах: у Филона самый Логос нередко изображается архангелом, а царственная и творческая сила – в виде ангелов. Умозрение о силах и славе Божества, как отличной от него энергии, связывалось с учением о «меркабе» – колеснице Иезекииля.
Уже Иоханан бен-Саккай, ученик Гиллела Старшего и современник апостолов, ссылается на древние предания о меркабе; но умозрения эти считались опасными: из четырех великих раввинов, проникших в этот запретный сад, только один уцелел, а три других погибли – один умер, другой омрачился духом, третий – Ахер – впал в ересь.
Поэтому Иезекииля не позволялось читать до тридцати лет, а мидраш о меркабе дозволялось излагать лишь в присутствии одного слушателя, и то лишь способного к пониманию. Но не все были так осторожны, в Александрии в особенности, где «вкушали слишком много меда» и упивались мистическим вйдением[504].
Во всяком случае если ортодоксальное иудейство твердо держалось учения о единстве Творца, то, как мы только что видели, в учении о Промысле и промыслительной деятельности ангелы-наместники нередко становятся на первое место.
Между тем творческая и промыслительная деятельности столь тесно связаны между собою, что, раз ангелы являются посредниками Промысла, ничто не мешает видеть в высших силах духовного мира и посредников Творца, как это делает, напр., Филон в учении о сотворении человека[505]: ангелы лица и ангелы служения могли быть носителями различных «имен» Божиих, или, что то же, – различных сил и аспектов Божества в самом творении[506]. В книге Еноха архистратигу Михаилу вверена клятва, или заклятие, которым утверждены небо, земля и бездна: он, следовательно, является носителем вседержительной силы Божией.
Во всяком случае мы имеем прямые памятники космогонического умозрения среди иудейства. В книге Тайн Еноха, вполне корректной по своему богословскому монотеизму и своей религиозной этике, мы находим космологию и космогонию, во многом приближающиеся к гностическим (гл. XI). Семь небес для семи планет, которые имеют обращаться в течение семи тысяч лет – срок, положенный миру (81), – были созданы в первый день творения, если не до него[507]. Лицом к лицу Бог сообщает Еноху тайну об основаниях творения, какую Он не поведал и самим ангелам (XI, 5).
Прежде чем было создано что-либо видимое, говорит Господь, «аз един прохождах в невидимых якоже солнце (ездит) от востока на запад и от запада на восток»; но солнце имеет покой, а Бог не обретал покоя, созидая все. Замыслив «поставити основание» видимой твари, Он повелел «в испренних да снидет (вар. «во преисподних да взыдет») едино от невидимых видимо. И съниде (изыде) Адаел превелик зело и смотрих его и се в чреве те ими света великого. И рекох к нему разрешися адоиле и буде видимо раждаемо из тебе.
И разрешися изыде свет превелик и аз же среде света. И како посящу ее свету и от света взыде век (αἰών) великы явлее вся тварь юже аз помыслих сотворити. И ведех яко благо, и поставих себе престол и седох на наем. И светови глаголах: взыде ты выше престола и утвердися и буди основание вышним. И несть превыше света иного ничесо же. И паки восклонися възрех от престола моего и възвах вторицеи в преисподних и рех да взыдет от невидимых тверди видимо.
Изыде Архась (вар. Арухаз) тверд и тяжк и чрьмен (вар. черн) зело; и рех разверзися Архасе и буди видимо рождаемо из тебе. И разрешися. Изыде век тъмень (темно) превелик зело, нося тварь дольных всех и видех яко добро и рех к нему сниде ты долу и утвердися. И бысть основание нижним, и несть под тьмою иного ничесо же» (XI, 6–20). Таким образом, мы имеем здесь два таинственных начала – Адаель и Архас[508], из которых выходит два эона – эон света и эон тьмы. Конечно, Архас и Адаель не суть архонты-эоны небесных сфер.
Тем не менее мы, несомненно, находим здесь представление о двух зонах и двух мирах – мире света, превыше которого нет ничего, и мире тьмы, под которой также ничего не имеется. При этом оба мира рождаются из двух «невидимых» начал. Эта космогония значительно приближается к идеям офитов и сифиан (или сефоитов), которые также признавали начала света и тьмы наряду с божественным духом, посредствующим между ними.
Далее книга Тайн Еноха повествует о том, как созданы были воды, небеса и бездна, т. е. те элементы, которые, по библейскому сказанию, предшествуют первому дню творения[509].
«(20) И повелех да возмется от света и от тьмы (21) и рех буди толсто и обито светом и то прострех и бысть вода. (22) И прострех врьху тьмы, ниже света и тако воды утвердих, сиречь бездну. (23) И основах светом округу воды, и сотворих 7 круг внутрюду. И вообразих яко хрусталь, мокро и сухо сиречь стькло и лед обхождение вода и иним стихиам. (24) И указах комуждо свой путь 7 звездам кааждо их на свои небеси тако да грядут. (25) И видех яко добро и разлучих между светом и тьмою сиречь посре воды сюду и сюду.
И рекох светови буди ты день и повелех тьме да будет нощь. (26) И бысть вечерь и паки бысть утро, то есть 
день. (27) Тако утвердих небесны круги. (27) И рекох да се соберет вода долняя иже есть под небесе в собрание едино и да изсохнут волни ея и бысть тако. (28) И о камени согрузих сухо и нарекох сушу земля». Чарльс отказывается понять первую половину этого текста, и нельзя сказать, чтобы он был ясен; но во всяком случае в ст. 21 говорится не о разделении света от тьмы, как думают Чарльз и Морфиль, а о создании воды из уплотненной смеси тьмы и света[510].
«Тьма» и «свет» понимались в древности как тела особого рода (напр., в космогонии Парменида); тьма есть густая мгла, обладающая тяжестью «толсто» (по-гречески, вероятно, παχν). Недаром отец тьмы, Архас, «тверд и тяжек и чермен (черен?) зело». Тьма сгущается внизу и потому может служить «основанием дольным», т. е. основанием бездны водной. Вода, тело жидкое, создается из уплотненной смеси света и тьмы, – легкого и густого, тяжелого тела; вода, уплотненная светом, дает хрусталь, лед и град; вода, уплотненная тьмою, дает камни, из которых образуется суша.
В (эф.) книге Еноха мы узнаем, что самые металлы, как цинк или олово, образуются из источников особого рода, в которых действуют особые духи (Ен. 65, 8). Вот, как мы полагаем, наиболее подходящее объяснение: вода есть смесь тьмы и света и вместе то, что отделяет чистую тьму от чистого света; и она же есть та стихия, из которой образуются прочие тела. В ней есть и огонь, который присутствует и в тверди, и в камнях. Господь высекает его из камней, как из огнива, и из этого огня создает десять тем ангелов[511].
Таким образом, мы имеем космогонию, весьма близкую к гностическим, в памятнике, который стоит всецело на почве еврейского монотеизма и религиозной морали, отличающей собою последнюю эпоху дохристианского иудейства. Никаких признаков антиномизма или оппозиции против закона мы в нем не замечаем; напротив, помимо нравственных предписаний, он содержит и предписания обрядовые (XV, 10), показывающие в авторе верного сына Израиля[512].
VIII
Если творение мира возводится непосредственно к Богу, как абсолютной первой причине, то промысл, как мы видели, посредствуется ангелами. Ими ж посредствуется законодательство – положение, которое было, по-видимому, общепризнанным среди раввинов эпохи Христа, в особенности среди фарисеев. «Закон преподан через ангелов рукою посредника», διαταγεὶς δἰ ἀγγέλων (Гал. 3, 19); Моисей говорил с ангелом на Синае (Д. Г., 38, ср. Юбил. 1 и 2), евреи приняли закон «устроением ангельским» (ib. 53), и он есть «слово, возвещенное через ангелов» (ὁ δἰ ἀγγέλων λαληϑείς λόγος Евр. 2, 2)[513].
В книге Юбилеев «ангел лица» получает повеление от Бога – записать для Моисея все события с первого дня творения до построения Иерусалимского храма и диктует Моисею «повествование о творении» (1 и 2); он же дает ему предписания о праздниках, жертвах и субботах. В Талмуде и мидрашим'ах сохранилось даже имя этого ангела: его зовут Иефифиа[514].
Известно, что многие исследователи искали в учении апостола Павла о законе корень того антиномизма, который мы находим у гностиков. В этом смысле толкуется и представление апостола о происхождении закона: «...закон Моисея, – говорит Ричль, – имеющий прямою целью вызвать прегрешения (нарушение заповедей), есть установление ангелов и не есть непосредственное установление Бога»[515].
Но, по мысли Павла и, ранее его, Стефана, закон дан не ангелами, а через ангелов и служит «детоводителем» ко Христу для человечества, вверенного попечению «домоправителей» Божиих в период младенческой незрелости. Стефан и Павел ссылались на общераспространенное в их время мнение о посредничестве ангелов и нисколько не отрицали божественности закона и провиденциального его значения вплоть до пришествия Христа. Правда, в их эпоху мы находим и следы другого мнения.
Мы видели, что уже Филон различает между творческою благостью Сущего, которую он называет «богом» (ϑεός), и законодательною справедливостью Его, которую он называет «Господом» (κύριος); и мы знаем, что это различение между «именами» Божьими, Ягве и Елогим, было унаследовано Филоном от его предшественников. Тем не менее Филон еще не выводил отсюда никакого отрицания или упразднения закона, и даже Керинф, который развил еще далее это положение, признавши, что Господь закона не был «благим» Богом, – учил соблюдать закон и не был антиномистом[516] (58).
Для отпадения от закона, для упразднения закона требовалось признание законодателя падшим богом или падшим ангелом; требовалось учение о том, что не только над миром, но и над самим Израилем господствует низшее начало, архонт, не ведающий истинного Бога, отличный от Него или даже враждебный Ему. Находим ли мы в ортодоксальном еврействе следы подобных воззрений?
IX
Помимо прямого положительного воздействия тех народов, с которыми Израиль приходил в соприкосновение, большое значение имело для него и воздействие отрицательное, обусловившееся самым господством язычников. Все яснее становилось, что власть над миром находится в их руках и в руках их князей – их богов, или ангелов; настоящий век есть век язычников; настоящее время – их время, καιροί εθνών.
Тем настоятельнее является потребность в теодицее, в оправдании Бога в истории – как теоретическом, так и практическом: требуется суд над народами и их князьями, их пастырями; требуется упразднение начальств и миродержателей века, тех стихий, которые господствуют над миром. С другой стороны, зреет и нравственное размышление и являются сомнения. Отчего так долго торжествует зло? Откуда оно и откуда его сила?[517] Отчего медлит Господь Своим судом и Своим пришествием?
Этими вопросами проникнута апокалиптическая литература. Почему страдает праведник, почему томится народ Божий, а язычники торжествуют? Почему созданы люди, если все они грешны, если столь многие обречены на погибель? «Melius erat nos non adesse, – говоритЕздра, – quam advenientes vivere in impietatibus, et pati et non intelligere de quare» (60) (IV Ездры, 4, 12). Апокалипсисы Еноха, Ездры, Баруха и другие стремятся объяснить эту тайну, разрешить эту роковую загадку.
Апокалипсисы Ездры (IV кн.) и Баруха указывают на святость и правду Божию и на неисповедимость путей Промысла. Они утешают народ перспективой близкого суда и грядущей славы, а отдельных праведников – перспективой грядущего возмездия и загробной жизни. Все совершается в назначенные времена и сроки, предначертанные на скрижалях небесных: нужно, чтобы исполнилось число святых (4 Ездры 4, 36).
Но это не ответ на роковой вопрос о происхождении зла и о неправде, господствующей в мире. И с точки зрения того миросозерцания, которое видит в ангелах и силах небесных архонтов или правителей века сего, само собою напрашивается представление о грехопадении этих архонтов, которые «неправедно судят» вверенные им народы (Пс. 57), неправедно пасут их и постольку подлежат посещению или суду Божию.
Это воззрение находит себе наиболее яркое выражение в (эфиопской) книге Еноха, где мы находим свод различных представлений о грехопадении ангелов. Первое и наиболее обычное представление связывается с гл. VI (1–4) Бытия, где повествуется о том, как «сыны Божии» входили к дочерям человеческим[518].
Небесные стражи (ἐγρήγοροι) под предводительством своего архангела, которого Енох называет то Семиаза (Σεμιαζᾶς), то Азазелем, оставили Бога и во дни Иареда сошли на вершину горы Ермона и начали блудодействовать с женщинами до самого потопа и породили поколения гигантов, причем они научили своих чад и своих жен всякого рода волхвованиям, астрологии, аероскопии, медицине, а также и косметике и выделке панцирей и боевых снарядов[519].
Таким образом, причиной грехопадения ангелов изображается чувственность, влечение к плотскому наслаждению, которое, по-видимому, и впоследствии продолжает служить искушением для ангелов и других духов, неравнодушных к женским прелестям[520].
Филон развивает эту мысль в платоническом смысле в своем толковании на Б, 6, 1–4 (De gigantibus); но тем не менее источник ее лежит в подлинно еврейском предании. С незначительными вариантами повторяется это же сказание о грехопадении в книге Юбилеев и в книге Тайн Еноха. В кн. Юбилеев одним из главных возмутившихся духов является Мастема; по повелению Божию ангелы связывают девять десятых падших духов (в книге Еноха – всех без исключения), а одна десятая оставляется на службе у сатаны.
В «Тайнах» главою отпадших называется Сатанаил, князь ангелов пятого неба, который вместе со многими из них возмутился против Бога еще до происшедшего на горе Ермоне: он хотел поставить престол свой над облаками, сравняться с Всевышним и через Адама возобладать и воцариться над миром (XI, 72); но он был свергнут с неба, и воздух, в котором он летит, стал его пребыванием[521], а приспешники его были заключены в месте мучений на втором небе. Впрочем, некоторые из них сошли на гору Ермон блудить с дочерями человеческими. Здесь явное смешение двух преданий: в IV, 2 говорится, что возмутившиеся стражи казнятся на втором небе, а в VII, II (еф. Ен. X) они помещаются в преисподней[522].
В человеческий мир грех проник завистью диавола (Sap. Ps. Sal. 2, 24 и Тайны Еноха XI, 72 сл.); диавол отожествляется со змеем, обольстившим прародителей, – мы знаем, что некоторые сектанты представляли себе серафимов в виде крылатых змеев, – представление, которое мы находим и в позднейшей еврейской литературе[523].
Самый соблазн понимался различно: согласно некоторым преданиям, сатана вступил в связь с Евой, причем аналогичное воззрение мы находим у офитов (Iren. 1, 30, 7) и архонтиков (Epiph. haer. 37, 4 и 40, 5)[524]. Чувственность, соблазнившая ангелов, плотский грех и здесь являются началом греха.
Другое начало – в гордости и ослушании. Сказание о возмущении Сатанаила, желавшего превознести свой престол на гору небес, напоминает древнее сказание об утренней звезде – Деннице, сыне Зари (Ис. 14, 12 сл.).
Вместе с этим мы переходим к другому представлению о грехопадении – о падших и блуждающих звездах (ἀστέρες πλανῆται), которые ослушались божественных велений, нарушили космический порядок, не взошедши в положенные сроки, и за это были свергнуты на 10 000 лет в страшное место мучений за пределами неба и земли вместе с падшими ангелами (Ен. 13 и 21)[525].
В Филоновом трактате о монархии (I, 1) светила небесные прямо называются архонтами, начальствующими, и Филон полемизирует лишь с теми, которые видят в них самовластных богов и причины всего сущего.
По Моисею, говорит он, весь мир сотворен; но, как величайший град Божий, он заключает в себе начальствующих и подчиненных: начальствующие, архонты, суть планеты небесные и неподвижные звезды, а подчиненные, подвластные существа, суть те, которые населяют подлунную – воздух и землю. Названные же архонты не самовластны, а суть лишь наместники (ὕπαρχοι) единого Отца.
Это воззрение объясняется легко и помимо каких-либо эллинистических влияний и вполне согласуется с общими представлениями эпохи. Если у Филона начальствующим подчинены служебные духи, управляющие явлениями природы, то тоже самое находим мы и в наших апокрифах, напр. в Тайнах Еноха.
Астрология была заимствована евреями не у греков, а у халдеев, и мы знаем, что она была сильно распространена между гностиками вообще и в частности между гностиками иудействующими (напр., среди елкезаитов)[526]. С другой стороны, общепринятым воззрением было и то, согласно которому все народы распределяются между особыми «начальствующими» или ангелами, управляющими их судьбою.
И если нарушение порядка в природе, или беззаконие, совершающееся в небесах, есть грехопадение сил небесных, то исторические катастрофы также возможно сводить к борьбе, к беззаконию начальствующих, к их неправедному суду или неправедному управлению (Пс. 57)[527]. Господство неправды в истории, в особенности же угнетение народа Божия, объясняется дурным управлением ангелов-архонтов, пастырей, поставленных над народами. Таковы 70 пастырей в книге Еноха (эф.), гл. 89–90, или 70 ангелов, поставленных над 70 народами, согласно другим еврейским преданиям[528].
В кн. Еноха Господь овец Израилевых предает их 70 пастырям и поручает им пасти их, назначив, сколько овец они должны сохранить и каких предать на гибель и растерзание диким зверям, олицетворяющим языческие народы.
Но Господь предвидит, что ангелы не исполнят возложенного на них поручения, расхитят и погубят несравненно большее количество овец. Поэтому Он и поручает другому ангелу (80, 61) втайне наблюдать за всеми их действиями и доносить Ему; в день суда они получат свое возмездие и вместе с другими падшими ангелами и звездами будут ввергнуты в бездну огня (90, 24–5)[529].
Далее ортодоксальное иудейство идти не могло: все зло, вся неправда в мире объясняются грехопадением ангелов и архангелов, их злоупотреблениями, их дурным управлением: то же самое признавалось и гностиками, начиная с Симона волхва (...κακῶς γὰρ διοικούνων τῶν ἀγγέλων τὸν κόσμον διὰ τὸ φιλαρχεῖυ' αὐτούς... (64) Philos. VI, 19, Ср. Iren. I, 23, 3).
Разница заключалась в степени, в ранге небесных тел. Иудеи ограничиваются стражами, архангелами и ангелами, а гностики делают дальнейший шаг вперед в направлении к дуализму. Причина сотворения мира лежит в «Благости» Божией, говорит Филон; в чем же тогда причина зла? Если оно господствует в веке сем, во всей вселенной, то не пал ли сам князь мира, настоящий эон, архонт мира? Если зло господствует в Израиле, то есть ли Бог его истинный Бог?
Быть может, зло в мироздании объясняется отпадением самой демиургической силы Божества, Его творческой Премудрости, Советницы творения, которая уже ранее была гипостазирована в особое существо?[530] Не пала ли эта «мать всех живущих?» Барбелониты и «гностики» Иринея отожествляли эту Премудрость с Св. Духом, в котором они видели женственное начало (ruah – ж. р.) – пра-Еву[531].
Это и есть блудная Мудрость, Софиа Пруникос гностиков, мать архонтов. Или, может быть, сам демиург, создатель мира, есть лишь ангел, подчиненная сила Божества, также отпадшая от Него и лишенная высшей мудрости? Мы видели уже, что в ортодоксальном иудействе устанавливалось различие между Божеством и его силами, причем в особенности различались сила творческая и сила законодательная, благая и карающая силы.
Это различие, установленное Филоном и резко выраженное у Керинфа, встречается в смягченном виде и в Талмуде[532]; Талмуд и Филон, по-видимому, вдохновлялись однородным раввиническим преданием. Но, разумеется, ортодоксальное иудейство оставалось чуждым учению об отпадении Софии или демиурга: это было учение гностическое, хотя и такое, которое могло возникнуть лишь на почве иудаизма, ибо, помимо иудеев, кто же мог знать о Премудрости, об архонтах, архангелах семи небес и о Боге закона? Чем обусловливался антиномизм гностиков и их дуализм, об этом мы скажем ниже.