Трубецкой С.Н. 23.Учение о логосе в его истории
IV
В связи с вышеописанными представлениями нам выясняется ветхозаветное понятие о единстве Божием как абсолютном и вместе конкретном единстве. Бог Ел (El),который открыл Свое имя Моисею, как Ягве (Jahwк), был сознан, как Божество, Елогим, как Господь сил, Владыка владык.
Понятие Elфhоm, несомненно, шире понятия Ягве; Ангел Ягве есть Елогим', но он не есть Ягве, хотя бы он и говорил от Его имени; в известном смысле другие лица, кроме Ягве, могут называться Елогим' (напр., Исх. 7, 1 или Пс. 109, 1); но, разумеется, никто, кроме Него, не может носить Его собственного имени – Ягве. И тем не менее Он есть единый Бог, единый Елогим в собственном смысле. Если перевести эти представления на язык позднейших понятий, то можно сказать, что Ягве есть источник Божества, но что Его Божество не ограничивается Его личностью; Его Божество сверхлично.
Разумеется, это есть не более как вывод, и притом весьма отвлеченный вывод, которого бы мы напрасно стали искать в Ветхом Завете. Однако он является нам вполне законным, и в этом смысле мы можем сказать, что уже в Ветхом Завете и его представлениях о Боге заключается основание для позднейших догматических понятий о Боге. Этот вывод находит себе подтверждение в ветхозаветных представлениях о Духе Божием.
Здесь также мы не должны ожидать какого-либо учения о существе духа, его невещественности, непротяженности или иных свойствах, останавливающих на себе внимание философа. Говорится о духе человека в отличие от его плоти, о Духе Бога в противоположность всякой плоти, но самое учение о том, что Бог есть дух, нигде не формулируется положительно, – столь чужда ветхозаветная мысль всякой умозрительной рефлексии. Дух есть сила Божия, и Ягве является источником этой силы, но не отожествляется с нею нигде[338].
Обращаясь к словоупотреблению Ветхого Завета, можно сказать, что слово руах, дух, по-еврейски, как и по-русски, обозначает первоначально дуновение, дыхание, ветер.
-«Дух дышит, где хочет, и голос его слышишь, но не знаешь, откуда приходит и куда уходит». Без дыхания (нешама) нет жизни (Авв. 2, 19)-
при смерти оно оставляет человека (Пс. 146, 4; ср. Б. 35, 18), оно замирает от страха и возвращается вновь, когда человек приходит в себя.
-Дух(руах) и дыхание (нешама) суть синонимы: дух есть то, что дышит, что дает живому существу «дыхание жизни», что оживляет его или сообщает ему душу живую, нефеш: -
Ягве создал человека из праха земного и вдунул в ноздри его дыхание жизни (niљmath hajjоm), и стал человек душою (nepheљ) живою[339]. Руах есть сила, оживляющая душу и постольку присущая всему живому: «дух жизни» есть и в животных (Б. 6, 17; 7, 15). Душа, напротив того, обозначает психическую индивидуальность[340].
Дух человека определяет к действию его душу, но сам может испытывать различные состояния: он может быть в радости и в печали, он может превозноситься, унывать, быть озлоблен и т. д.
- Мало того, человек в своих действиях определяется нередко не своим, а каким-либо иным духом, который «нападает» или «находит» на него, как, например, «дух ревности» (Числ. 5, 30), «дух блуда» (Ос. 4, 12), дух сна (Ис. 29, 10), раздора (С. 9, 23), заблуждения (Пс. Соломона, 8) и т.д.[341]-
Когда человек действовал под влиянием аффекта, такое действие объяснялось наитием: самый язык усвоил это представление, общее стольким народам древности. Особенно сильное проявление такого наития естественно усматривалось в исступлении, безумии, бреде, одержимости.
Иногда наитие имеет религиозный характер, как, например, вдохновение пророка: в таком случае оно – от Бога и объясняется действием «духа Божия». От божественной жизненной силы, от Духа Ягве исходит божественный импульс слова и действия избранников Божиих, одушевление вождей и героев, как Гедеона, исступление Самсона[342], Саула (1. Ц. 19, 23, сл.) или Ильи-пророка (3 Ц. 18, 46); от Духа Ягве – мужество воинов, мудрость царей, юродство Божиих людей.
Чрез избранников своих, судей, царей, священников, пророков, Дух Божий ведет Израиля: Его действия импульсивны и бессознательны в одних, в других они сознательны, но также непроизвольны и в обоих случаях являются как обнаружения высшей, сверхчеловеческой силы, в которых Израиль узнает внушения Ягве: Его голос слышат, но не знают, откуда он приходит и куда уходит.
Правда, лжепророки также постоянно говорят от имени Ягве и нередко под наитием, внушением своих особых духов[343], в чем заключается несомненная опасность. Подобное же явление мы наблюдаем и в апостольской Церкви: требовался особый дар «различения духов» и устанавливался целый ряд признаков, по которым лжепророк отличался от истинного пророка[344]. Единственным критерием является в конце концов самый дух, наполняющий религиозное сознание верных.
Его действия в Израиле клонятся неизменно к единой, общей цели управления и исправления Израиля, к его назиданию и созиданию в истинное царство Божие; Его признаками являются Его сила, правда и святость, та святость, которая заключает в себе в одно и то же время залог освящения и очищения народа, помазанного духом, и вместе осуждения его «скверны», суда над его грехом: «Господь омоет скверну дочерей Сиона и очистит кровь Иерусалима из среды его духом суда и духом огня (истребления)» (Ис. 4, 4).
Дух Ягве ведет Израиль к грядущему царству и вместе является величайшим из обетований этого царства; Он будет духом мужества его воинов (Ис. 28, 6); Он почиет на Мессии, как дух премудрости и разума, совета и крепости, благочестия и страха Божия (Ис. И, 2); и Господь изольет от Духа Своего на всякую плоть, на всех сынов царства (Иоиль 2, 28). Поэтому явления духа суть признаки пришествия царства и в этом смысле понимаются в Новом Завете (Мф. 12, 27; Д. 2, 33). Всякое царство предполагает силу, которою оно осуществляется, и царство Божие есть дело силы Божией.
Дух Божий есть мощь, которая противополагается ничтожной плотской силе человека (Ис. 31, 3); не воинством, не внешнею плотскою силою, а духом совершает Господь Свое дело (Зах. 4, 6). Дух Божий пребывает среди Израиля (Агг. 2, 5), и от Него ничто не может укрыться (Пс. 138, 7).
Наконец, Дух Божий господствует над природой и оживляет ее: Он приходит как ветер, и от дуновения его расступаются воды (Исх. 15, 8); Он носился над хаосом до творения, «высиживал» его, по еврейскому выражению[345]. Духом уст Господних утвердилось все воинство небесное. Им дана была душа живая человеку; когда Бог отнимает у тварей дух их, они издыхают и возвращаются в персть; когда Он посылает Дух Свой, они созидаются (Пс. 103, 29 сл.).
Таким образом, Дух Божий есть сила Божия, отличная от Него и вместе неотделимая от Него[346]; она оживляет природу, как живое дыхание, и вместе, как бурный ветер, может сокрушить всякую противоборствующую силу, убить нечестивых и беззаконных. Дух говорит в пророках и сознается ими как божественное начало, отличное от них.
Наряду с этим представлением о едином Духе Божием мы встречаем и представление об отдельных духах Божиих и о множестве духов, – представление, несомненно восходящее к глубокой древности и вместе переживающее до позднейших времен.
Мы разумеем здесь не те места, в которых единый Дух как бы дифференцируется на отдельные дары (Ис. 11), но те, где прямо говорится о различии духа или о различных духах[347], посылаемых от Бога с теми или другими специальными функциями. Таков, например, дух пророка Иезекииля, отличный от Духа Божия; таков дух, который выступил перед лицом Бога и предложил сделаться духом лживым в устах пророков Ахаба (3 Ц. 22), или же, наконец, «злой дух» от Ягве,который был послан на Саула, когда отступил от него дух Ягве (1 Ц. 16, 14 сл.).
Ясно, что здесь в отличие от единого Духа Божия разумеется множество служебных духов (λειτουργιχὰ πνεύματα εἰς διακονίαν ἀποστελλόμενα (8) Евр. 1, 14), подчиненных единому Ягве и его Духу. Отношение их к этому последнему указано особенно ясно у Иезекииля: они идут, куда хочет дух (Иез. 1, 12. 20). Таким образом, и здесь изначальное множество духов, отличных от Ягве, подчиняется ему одному и управляется Его единым духом[348].
V
Духом Божиим создано все воинство небесное, все множество духов. Словом Ягве сотворены небо и земля. Представление о слове Ягве аналогично представлению о Его Духе.
Слово Божие издревле признавалось божественною силою, ведущею Израиль; пророки, люди Божии, суть носители этого слова, и они ощущают, испытывают его в себе как отличную от них сверхчеловеческую силу.
Про истинного пророка говорят: «Слово Божие у него» (4 Ц. 3, 12) – и через него «вопрошают Слово Божие»; про лжепророков говорят: «слова нет в них» (Иер. 5, 13). Это «слово» не есть пустой звук: как дождь и снег падают с неба и не возвращаются туда, не напоивши земли, не оплодотворив ее и не произрастив в ней семян для сева и хлеба для еды, так и Слово Господне, которое исходит из уст Его, не возвращается к Нему пустым, не исполнив того, что Ему угодно, и не сделав того, для чего Он его послал (Ис. 55, 10–11).
Слову Божию присущи, таким образом, реальная мощь и творческая сила. Бог поражает народы, «бьет» их Своим словом[349] через пророков: предсказание будущего не есть простое сообщение того, что имеет быть; оно само имеет роковой характер и действует как заклятие или благословение: таковы, например, пророчества Валаама, которого Валак призывает проклясть Израиля и который благословляет его; таково благословение Иакова, таково всякое действительное пророчество.
По древнему представлению, оно заключает в себе не столько пассивное предвидение, сколько активное предопределение, предобразование будущего; пророк не только предсказывает будущее, он творит его и в слове своем судит народы: «Вот Я поставил тебя ныне народам и царствам, чтобы искоренять и разорять, губить и разрушать, строить и насаждать» – так говорит Господь Иеремии (1, 10).
Поэтому не только люди, но и духи боятся Слова Господня. Князь царства Персидского 21 день мешал архангелу Гавриилу принести к Даниилу пророческое слово о восстановлении Иерусалима (Дан. 10, 13): в слове пророческом заключается начаток исполнения (ср. также Иез. 37, 9); Слова Божии «постигают» или настигают людей (Зах. 1,6), они исполнятся и не будут отложены.
Слово Господа всемогуще: им Он творит историю, им созданы и держатся небо и земля; Он сказал – и стало. Он повелел – и создалось. Как мы видели уже, в этом образе высказывается мысль о безусловном всемогуществе Бога, т. е. абсолютная сторона Божественного творчества. Но с другой стороны, слово Ягве заключает в себе определенное конкретное откровение, в котором Ягве вступает в живое общение со Своими сыновьями, сообщает им Свою волю и «отвечает» на их молитвы. «Молчание» Ягве означает Его «удаление» (Пс. 34, 22); когда Он молчит, Израиль умирает, уподобляется «сходящему в могилу» (Пс. 106, 20); когда Господь слышит молитву народа Своего и посылает Свое Слово, оно избавляет сынов человеческих от могил (Пс. 27, 1), оно «оживляет» их (Пс. 118, 50).
Израиль уповает на «Слово» Господне как на Божию силу и Божие обетование, и он слушается его как заповеди, как закона, которому подвластны небо и земля. Таким образом, слово Божие посредствует между Богом и миром, Богом и людьми; но оно не есть существо, отличное от Бога, внешний посредник, каким оно является в некоторых позднейших учениях, как, напр., у гностиков, у ариан и, правда только отчасти, у Филона.
У этого последнего Логос является посредством между вселенной и абстрактным, трансцендентным Божеством. Он служит органом универсального и притом естественного откровения, совершающегося во всей вселенной и в разуме человека. В Ветхом Завете как раз наоборот: в представлении о слове Ягве сказывается прежде всего Его живая личность: слово есть конкретное личное откровение Ягве.
Обобщая представление об этом слове, можно сказать, что оно заключает в себе элементы новозаветного учения: Слово Божие, которым созданы небо и земля, представляется как реальное откровение Божьей воли и вместе как сила Божия, могущая почить на человеке. В этом смысле человек, вместивший в себе полноту реального богосознания, полноту божественного откровения, мог быть признан воплощенным «Словом» Божиим. Слово Ягве, несомненно, должно пребывать в Мессии, как и Дух, почиющий на Нем.
Но тем не менее мы должны отметить и различие: если Логос обнимает в себе начало универсального откровения, то Деббар Ягве, «изречение» Ягве, в словоупотреблении Ветхого Завета означает скорее индивидуальное, единичное веление или обнаружение Его воли. Так, в книге «Премудрости» (18, 15) слово Божие, заключающее веление об избиении первенцев египетских, олицетворяется в виде ангела, сходящего с неба; это олицетворение отдельного слова, а не универсального Логоса, представление, аналогичное тем, которые мы нашли, рассматривая ветхозаветные идеи о силах Божиих, Его Духе и духах[350].
Ближе к понятию Логоса в филоновском смысле стоит понятие Премудрости Божией, которое мы находим в некоторых памятниках В. З., относящихся к эпохе персидского и в особенности греческого владычества.
Премудрость, хокма, означает прежде всего практическую, житейскую мудрость, достигающую целей человеческого блага посредством разумного, рассудительного выбора средств. Эта житейская «мудрость» наполняет собою притчи и пословицы Израиля и разрабатывается его книжниками в ряде «учительных» книг. Начало ее – в страхе Божием и конечный источник ее – в самом Боге. От Него – всякое искусство и художество, от Него – мудрость Соломона и мудрость простого пахаря (Ис. 28, 24 сл.); в законе Его – самое мудрое указание жизненного пути.
Таким образом, человеческая мудрость возводится к своему божественному началу: она не есть результат субъективного умствования, – она была от начала у Бога; ею все создано, ею определяется начало и конец всего творения, ею Израиль ведется к своей провиденциальной цели.
Она вытекает из «неисследимого разума» Ягве (Ис. 40, 28) и олицетворяется как Его предвечное свойство: «...у меня совет и правда, я разум, у меня сила, мною цари царствуют и повелители узаконяют правду... Бог создал меня началом путей Своих, первенцем Своих творений, искони. От века была я поставлена, от начала, прежде бытия земли. Я родилась, когда еще не существовали бездны, когда еще не было источников, обильных водой.
Прежде чем водружены были горы, прежде холмов я родилась... Когда Он уготовил небеса, я была там, когда Он утверждал свод над бездною, когда Он укреплял вверху облака... Когда давал морю предел, чтобы вода не переступала устава Его, когда полагал основания земли, когда я была художницей и была радостью изо дня в день, играя перед Ним все время, играя на земном кругу, и радость моя была с сынами человеческими».
Таким образом олицетворяется Премудрость в книге Притчей (8). Комментаторы обсуждают, является ли она здесь реальным или же только поэтическим олицетворением, причем указывают, что в той же книге глупость олицетворяется в образах, нисколько не менее конкретных (9, 13 сл. и 7). Другое дело в позднейших произведениях, как в кн. Премудрости или кн. Иисуса Сирахова[351], где Мудрость, несомненно, гипостазируется, как особая мощь Божества. Но уже в книге Притчей и у Иова (28) ее образ не есть простое поэтическое олицетворение, или, точнее, за этим образом, или олицетворением, стоит действительная сила.
Она есть «начало путей» Божиих и первое из Его «дел»; она является провиденциальною силою в истории вселенной и в истории Израиля точно так же, как и в жизни индивидуального человека: «переходя из рода в род в святые души, она приготовляет друзей Божиих и пророков»[352]. Она не доступна в своей полноте никакой твари: один Бог «знает путь ее и ведает место ее»; Он видел ее «до создания мира» (Иов 28, 23 сл.); но ее «радость» с сынами человеческими, она сама идет к ним, говорит с ними, как «сестра», призывает их на трапезу в свой чертог.