ГЕОПОЛИТИКА.р.17.
§ 7.5 Геополитика пост-Петровской России
Такова общая картина социологических трансформаций того периода. Посмотрим на связь их с геополитикой. С геополитической точки зрения период Санкт-Петербургский от Московского отличает новая столица.
Москва не только географическая, но и геополитическая, социологическая, и даже архитектурная столица Московского царства. В Москве все выстроено по круговому принципу, который отражает структуру московского русского общества. Это евразийская, мессиански наделенная, купеческая столица. Но не купечество делало Москву Москвой. Москву создавала миссия, воплощенная в этой столице.
И Петр I, чувствуя, с чем он имеет дело, понимая, что Москва как столица и есть воплощение бород, мономорфизма, однородности культуры, некоей неподвижности, консервативности, определенной заторможенности, «застывшести» Московского царства, решает взломать эту геополитическую модель, создавая на пустом месте, на западном рубеже свое пресловутое «окно в Европу». Обратим внимание на различия в архитектурном стиле двух городов. Москву строили либо русские люди, либо под руководством русских людей итальянцы, привезенные Софьей Палеолог при Иване III. Это в целом русская архитектура, связанная с плоскостной и круговой застройкой. Санкт-Петербург представляет из себя строго европейскую модель. Это европейский город, формально построенный европейскими архитекторами, которые учили русских царей, что и как надо строить.
Text Box: Карта 26<br /> Успехи геополитики Петра Первого: рост территории России в начале XVIII века<br />
Text Box: Карта 27<br /> Расширение Российской Империи во второй половине XVIII века<br />
Text Box: Карта 28<br /> Рост территории России в первой половине XIX века<br />
Карта 29
Геополитические итоги Романовского периода Российской Истории – территория Российской Империи в 1914 году ( Е
Европейская часть).
Created with GIMP
Text Box: Карта 30<br /> Геополитические итоги Романовского периода Российской Истории – территория Российской Империи в 1914 году ( Азиатская часть)<br />
Text Box: Карта 31<br /> Территориальное расширение России с 1614 по 1914 гг. (сводная карта)<br />
Это город образовательный, город, который накладывает на нашу историю совершенно иной социальный паттерн. Между Петербургом и Москвой существует социологическое противостояние, которое до сих пор у заметно у москвичей и питерцев. Это различие в том, два города воплощают идеи двух ориентаций развития России. Санкт-Петербургский путь – это путь на запад, Московский путь – это путь Руси в саму себя. В одном городе доминируют прямые углы, в другом -- круги. Два типа культуры, два типа общества, одно общество московское, другое -- санкт-петербургское. Поэтому Москва и Санкт-Петербург, и также связанные с ними исторические периоды, когда Москва была второй столицей, и когда она была первой, единственной столицей, – это два разных периода русской истории. Вновь мы видим связь пространственного или геополитического фактора с социологическим. Мы говорим «Москва», но подразумеваем одну социальную организацию, говорим «Санкт-Петербург» и мыслим другую социальную структуру. А архитектура, стиль жизни, исторические события, связанные с Москвой и с Санкт-Петербургом, являются лишь оформлением, обрамлением различных социальных алгоритмов.
Между Москвой и Санкт-Петербургом существует разрыв, и перенос столицы в Санкт-Петербург, и строительство Санкт-Петербурга, это строительство совсем другой России -- светской, секулярной России, где церкви отводится совершенно иное место, нежели в Московской Руси. В Московской Руси церковь была в центре Московского Кремля, владычество московских митрополитов, позже патриархов, было почти равнозначно царскому владычеству. Никон при Алексей Михайловиче поднимался даже выше, чем царь. Но все это было заложено в византийской модели симфонии духовной и светских властей. Поэтому Москва – это сакральная власть, власть церкви, власть государя. Санкт-Петербург – это светская власть, церкви там не дано права рот открыть. Церкви и соборы там они строго подчинены обер-прокурору, который прямо с попоек приезжает на Священный Синод и говорит архиереям, как надо себя вести и в каких ситуациях что исполнять. Это совершенно другая модель.
С одной стороны, можно сказать, что это линия разрыва, и разрыва парадигмального в рамках социальной истории России. Но дальше идет интересное дополнение. Если рассмотреть, как Санкт-Петербургская Россия относилась к пространству России, мы увидим ту же самую константность, которую мы видели в народе и принципе абсолютной монархической власти. Мы увидим, что переориентация геополитического вектора в сторону Запада привела лишь к укреплению и территориальному расширению российской державы, по сути, захватившей собой всю территорию Евразии. В петербургском периоде существует парадоксальное продолжение московской идеи: мы видим как прирастает Русь. Она растет, правда, не по прямой, а осциллирует, сначала падает территориально, потом поднимается, причем поднимается всегда выше, чем падает. Заметен все новый и новый охват территорий (после Смутного времени мы постепенно отхватили гораздо больше, чем имели до Смутного времени). Русь сжимается и разжимается. И в период XVIII и далее XIX веков территория России, с геополитической точки зрения, доходит уже до гигантских пропорций; вся территория северной Евразии находится под контролем России. Русские растекаются: где-то сознательно, где-то сами по себе, кто-то их посылает в какие-топоходы, какие-то экспедиции сами собой образуются. От Петра I, например, бегут старообрядцы, бегут толпами, миллионами, и постепенно территории на периферии российской империи оказываются под русским контролем. Крестьяне бегут на Дон к казакам -- так укрепляется русское присутствие на юге. И вроде бы события нежелательные, и никто народ туда не посылает, а оказывается, что геополитические процессы идут.
7.6 Геополитическая преемственность внешнеполитической линии Петра Первого и Екатерины II
Вот пример того, как в данном случае, при переносе столица из Москвы в Санкт-Петербург, с одной стороны, наблюдается радикальное и резкое изменение социальной модели, непосредственно выраженное в пространстве, в сфере геополитики. В то же время мы видим, как сохраняется геополитическая преемственность Санкт-Петербургского периода периоду Московского. Другое дело, что постепенно к XIX веку растет осознание правящим классом геополитических целей России. Петр в основном борется с двумя врагами, с Западом и Турцией. В московский период с Турцией реальных столкновений не было. Правда, крымский хан, который стал турецким вассалом, периодически поднимается и доходил чуть ли не до Москвы при этом турки отхватили себе Приднестровье и часть правобережной Украины. Все черноморское побережье с севера и с юга было под Оттоманской империей. Петр I, несмотря на разрушительные социологические последствия, которые он принес своими реформами русскому обществу, с точки зрения геополитики и с точки зрения военных успехов был чрезвычайно одаренный царь. Это царь, который сделал для России в стратегическом аспекте чрезвычайно много. Так, кстати, было и в Византийской империи, когда правящая династия, иконоборческая, признанная позже еретической, сделала в несколько раз больше, чем предшествующие православные императоры. Такой еретический для русской истории царь, как Петр I, которого старообрядцы считали Антихристом, сделал с точки зрения национальных интересов чрезвычайно много. Он впервые по-настоящему насел на турок, отразил шведов, которые к тому времени фактически подмяли под себя Северную Европу, а Полтавская битва поставила крест на Швеции как на центре Европейского могущества. Двигаясь к Западу и открывая туда окно, Петр в это окно просовывал мушкет. Не надо тоже забывать, он в это окно не за деньгами лез, как сейчас едут с протянутой рукой, за грантом, он брал пистолет и из этого окошка постреливал по тем, кто находился с западной стороны. Поэтому западничество Петра, безусловно, фиксируемое с социологической стороны, не подтверждается с геополитической точки зрения. В этом вопросе Петр проводил политику, если угодно, преемственную.
Создается новая модель, копирующая Запад. Но с точки зрения самой западной политики Петр отстаивает суверенитет и независимость Российской империи, пусть и в усеченном виде. Он сохраняет именно православие, не разгоняет монахов, не отказывается от веры. И в этом смысле и сохраняется монаршая власть, которая вытянет Россию уже в XIX веке, правда, не до конца, в XX век. При этом идет освоение Сибири, русские доходят до границ Тихого океана и уже выходят за них. При Петре Россия фундаментально растет.
При Екатерине, которая наследует те же самые тенденции, существует похожее социологическое западничество, как у Петра, особенно в первый период, и одновременно она продолжает его геополитический курс. И суворовские подвиги как раз показывают, что, в принципе, уже к концу XVIII – началу XIX вв. Россия стала великой державой. Русские воины (правда в союзе с кем-то) стали регулярно брать европейские столицы, доходя до Парижа, Берлина, захватывая Пруссию, деля по несколько раз Польшу, все больше восстанавливая контроль не только над традиционными землями, где жили наши православные, но периодически грозя пальцем европейским столицам.
Text Box: Карта 32<br /> Россия в геополитике Европы при Петре Первом<br />
§ 7.7 «Большая Игра»: Российская Империя против Британской
Российская геополитика сохраняет континентальное евразийское значение и евразийскую ориентацию даже в той ситуации, когда преобладает немосковская социологическая модель. В нашем исследовании чрезвычайно важно выделять два уровня: с одной стороны, социологический, с другой – геополитический. В конце XVIII века (екатерининский период, и чуть позже Павел I, и уже в совершенно полноценной степени Александр I), приходится полноценная и мощная Большая Игра -- то, что англичане называют «Great Game». «Great Gam» – это важнейшее геополитическое понятие, «Великая Игра», «Большая Игра», которая представляет собой битву Англии, Великобритании за мировое господство[28].
К этому времени Англия уже захватывает большую часть своих морских колоний и становится величайшей морской державой, которая контролирует практически весь Мировой океан. И одновременно в этот период происходит полное достижение русского военно-политического контроля над территориями Евразии. Карта Макиндера приобретает четкие, внятные черты. С одной стороны, англичане становятся единственными хозяевами Мирового океана, то есть, чисто атлантической силой. А сухопутная Россия интегрирует полностью свои внутриконтинентальные евразийские пространства, уютно располагаясь на территории того, что геополитика называет «Heartland», «сердцевинной землей».
Таким образом, дальнейший ход мировой истории будет связан со следующей логикой, хотя еще акторов, игроков очень много, и после 1648 г. наступает так называемая версальская модель устройства Европы, когда носителями суверенитета объявляются национальные государства. Сколько национальных государств в Европе, столько и акторов, то есть, деятелей геополитических. Но это лишь номинально с точки зрения глобальной геополитики акторов намного меньше. Есть актор –атлантийский полюс, Англия, и есть второй актор – континентальная Россия. Между этими двумя главными акторами, с точки зрения геополитической модели, и начинается битва. Ее полноценное оформление датируется екатерининским временем, когда наше противостояние с Англией приобретает фундаментальный характер по двум причинам.
Text Box: Карта 33<br /> Британская империя в период своего наивысшего могущества. Как держава Sea Power Британия стремилась контролировать важнейшие морские проливы, острова, стратегически важные зоны береговой линии Евразии<br /> .
Потому что Англия контролирует планету через океанические просторы практически полностью, а мы с другой стороны практически полностью устанавливаем контроль над евразийской сушей[29].
Таким образом, возникает картина стратегических сил, распределение сил в мире приобретает приблизительно уже те рамки, с которыми мы будем иметь дело в течение XIX, XX вв. и сегодня. Иными словами, можно сказать, что геополитическая модель, атлантизм и евразийство, морская цивилизация и сухопутная, входит в фокус. До этого акторов было слишком много, теперь этих акторов остается два. И дальше геополитика, начиная со второй половины XVIII века, с конца XVIII века, в полном смысле слова, без всяких метафор можно говорить о Великой Игре и в смысле геополитической истории, которая заключается в попытке Англии предотвратить выход России к теплым морям и контролировать мир через контроль Heartland. Именно так Макиндер и формулирует главный закон геополитики: «Тот, кто контролирует Heartland, тот контролирует Евразию. Тот, кто контролирует Евразию, контролирует весь мир»[30].
Залогом английского, англосаксонского морского господства становится контроль над береговыми зонами евразийского континента. И соответственно, главной задачей геополитической России с этого же периода, в полном смысле слова, является стремление прорвать этот англосаксонский кордон, который выстраивается по южному и восточному побережью евразийского материка, и выйти к теплым морям. Выход к теплым морям становится главной уже явно осознанной в начале XIX в. задачей российской геополитики. Теперь то, что раньше было скорее интуитивным выбором нашей стратегии и неким ходом, объективным ходом истории, становится уже концептуально продуманной задачей, что к концу XIX в., через множество войн, которые мы ведем с турками, с персами, с Западом, приобретает характер фундаментальной стратегии. Это выход к теплым морям, это освобождение Константинополя. То, что у нашего геополитика Тютчева, который был не только поэтом, но и дипломатом и геополитиком, воплотилась в идее мировой православной империи[31]. Для этого было необходимо прорвать блокаду на юге России, для того чтобы Россия сама могла стать полноценным замкнутым островом и дать бой конкурентной Англии. А задача Англии – не допустить этого[32].
И начиная с конца XVIII в. события западноевропейской истории разворачиваются по-новому, после того, как разбили Карла XII, когда больше нет претензий Швеции на контроль над Европой, нет самостоятельной Польши, которая доставляла нам в московский период столько проблем. Это было почти сопоставимое и вообще сопоставимое с нами государство, нас завоевывали, они служили альтернативной социологической и геополитической ориентацией для многих аристократов Руси. Возникает основной ключ, дальнейший ключ к геополитике Европы, он фиксируется в том, как развертывается большая игра.
В этой Большой игре, конечно, участвуют помимо Англии и России еще множество сил: Франция, разрозненные германские силы, Австро-Венгрия, Османская империя. Но, конечно, глобальными геополитическими игроками являлись только англичане и мы. Они воюют с нами, а все остальное – промежуточное явление. Рассмотрим нормативные аспекты того, какой бы геополитика должна была быть, если бы английская разведка и английские агенты влияния не предотвратили бы то, что планировали русские цари. Например, Павел I. Павел I, ненавидящий англичан и симпатизирующий пруссакам, собирается заключить с нашими соседями по Европе -- немцами, пруссаками, в данном случае -- союз, направленный против англичан. Павел I также посылает казаков в Индию. Кстати, интересно, что Павел I интересовался старообрядцами: он приглашал их и слушал их пение, ему оно очень нравилось. И даже благоволил некоторым простонародным сектам. У Павла уже прочитываются некоторые черты Николая II, государя евразийской ориентации. Павел собирается вступить с немцами в союз и отправиться в Индию. Cоответственно, все это было направлено против Англии. В ответ на это английский посланник организует убийство Павла I руками его собственного сына. Павла убрали и привели к власти Александра I англичане, с тем, чтобы сорвать континентальную стратегическую модель.
Создается впечатление, что англичане лучше понимают геополитическую структуру Великой войны, нежели русские цари. Но русские рано или поздно интуитивно, всегда каким-то особым образом (как русские обычно), догадываются о том, что что-то происходит не так, хотя их бьют уже который век, и осыпаемые ударами со всех сторон, они осознают, что им как-то не уютно, И тут рождается решение, как сыграть с англосаксами по-настоящему используя для этого некие рациональные ходы. Например, найти недовольных англосаксонским влиянием. Кто в Европе традиционно выступает против Англии? Чаще всего немцы, иногда французы. Поэтому, идея заключить, например, с Наполеоном, который был страшным противником англичан, пакт вполне могла дать интересные результаты. Идею того, что Наполеон был земной, сухопутной силой очень ясно воспринимал Гете. Гете, который считал, что в тот период морское могущество воплощала Англия, а земное сухопутное могущество,– Наполеон, призывал Наполеона захватить наконец-то эту разъединенную Германию, и лучше присоединить ее к огромной континентальной европейской империи неоконсервативного толка. Но с Наполеоном у нас не сложилось. В принципе, альянс с Наполеоном – это был бы вариант реального альянса. Он бы пошел на Лондон, на Англию, а это нам было бы очень выгодно: и нас бы оставили в покое, и мы бы прорвали в очень значительной степени санитарные кордоны. Потому что ослабление Англии – это главная цель Большой игры, хотя мы ее сплошь и рядом не понимали, а англичане понимали очень ясно.
С другой стороны, у нас был еще один союзник, с которым мы вечно бились: это турки, которые также успешно разыгрывались англичанами в качестве третьей силы. Англичане постоянно натравливали турок на Россию, поддерживая то нас, то их, до того момента, пока кто-то из противников не усиливался слишком значительно, особенно если это касалось России. После этого Англия выступала напрямую на стороне Турции, и в Крымской войне именно Англия организовала союз всех европейских государств против России, что привело, в общем, к нашему очень серьезному поражению. Английская логика была безупречна: поскольку Россия начала проводить полноценную антианглийскую евразийскую геополитику в Евразии, Россию надо было остановить. Раз Россия все время выигрывала. все страны Европы под эгидой Англии, (кстати, вместе с Турцией) на нас напали в Крымскую войну, и, конечно, Россия уже не выдержала. Нас сильно затормозили. Затем, в начале XX века, нас втравили в войну с нашим потенциальным стратегическим партнером Японией. История этой большой войны, Большой игры, Great Game представляет собой постоянное противостояние, разумеется, связанное не только с военными поражениями России. И Россия периодически выигрывала.
Text Box: Карта 34<br /> Крымская война – совместное выступление западных держав и Турции против России<br />
Это была смена, альтерация, череда побед и поражений. Какие-то сражения и баталии мы выигрывали. Мы укрепляли свои зоны влияния, мы периодически присоединяли себе новые и новые народы, принудительно или добровольно, но мы почти всегда проигрывали геополитические интриги, потому что англичане умудрялись создать такие стартовые условия для войны, что мы бились либо против немцев, наших партнеров, либо против японцев, либо против турок. Мы сражались против тех сил, которые к нам непосредственно прилегали, и наш альянс с которыми был фатально опасен для англичан. Они даже разработали модель санитарного кордона. Напомним, что санитарный кордон – это территории, которые были под пристальным контролем англичан, находившиеся на западных границах российской империи. Здесь они стремились установить свое приоритетное английское влияние, чтобы не дать возможности России сомкнуться с Германией. Принцип санитарного кордона англичане обнаружили в конце XVIII – начале XIX вв., практически сразу с начала Великой Игры, точнее, с того момента, когда Great Game приобрела характер конкретного противостояния двух держав, в которых воплотились два геополитических принципа -- Великобритания и Россия.
С этого момента противостояние между русскими и англосаксами определяет единственный смысл мировой истории. Все остальные страны является промежуточными акторами, которых используют то одна, то другая стороны. При этом русские очень редко используем кого-то. А вот англосаксы используют промежуточных акторов очень часто и очень эффективно, создавая вокруг нас, между Россией, с одной стороны, и нашими потенциальными партнерами на западе Европы и, в частности, Германией, санитарный кордон. Второй санитарный кордон создается между Россией и нашим потенциальным партнером Турцией. И одновременно англосаксы препятствуют нашим интересам в Юго-Восточной Азии, просто колонизируя, например, Китай, для того чтобы не позволить русским выйти к этим территориям. Китай был тогда слаб, и взять его могли либо мы, либо англичане. Но именно англичане поспешили в Китай, и прибрали его к рукам, точно так же, как и Индию.
Вспомним, что в Санкт-Петербургский период социологические модели несколько отдаляются от геополитических (впрочем, для того, чтобы потом с ними слиться) XVIII век – это пик такого разлада. Кстати, Россия именно в XVIII веке, после Петра приходит в упадок: сказываются последствия вестернизации, мы теряем практически все завоеванное, но потом поднимаемся. Параллельно укреплению евразийской стратегии России вновь возрождаются консервативные евразийские тенденции московского периода.
Естественно, это лишь общая канва геополитических событий. Про каждую из этих войн, каждое из мирных дипломатических переговоров, из историй отдельных и частных, можно написать тома серьезных геополитических исследований. И, тем не менее, наш краткий обзор соотношения социальных явлений, социологических явлений в русском обществе эпохи Санкт-Петербургского периода, и параллельные геополитические процессы демонстрируют между ними пусть, конечно, не одномерную и не прямолинейную, но тесную взаимосвязь. Геополитика, геополитические трансформации и социологические трансформации в русской истории идут рука об руку.
Что касается «Большой Игры», то по этой теме мы бы рекомендовали книги русского геополитика, офицера царской разведки Едрихина (Вандама[33]). Это человек, который яснее других людей того времени описал то, что происходило в стратегических противостояниях стран конца XIX – начала XX вв. Многие успехи Англии в этой Игре были связаны с созданием геополитической агентуры влияния, которую Англия умудрялась постоянно инсталлировать в России. То есть, победы добывались не только путем прямых военных действий, не только путем стратегической изоляции, не только путем экономических выигрышей -- англичане часто выторговывали и получали для себя очень выгодные условия за счет того, что они морочили голову русским. Они создавали дипломатические игры, ловко использовали промежуточные инстанции, но всегда понимали, что есть главное, – принцип Макиндера, который он сформулировал, будучи верховным комиссаром Антанты по Украине и занимаясь созданием именно санитарного кордона. Но совершенно очевидно, по наблюдениям, как англичане действовали в Большой Игре, что этот принцип знали и до Макиндера. И что некие аналоги геополитического взгляда на мир Макиндер лишь обнародовал, обозначил, развил, потому что так последовательно, так упорно и так, увы, эффективно англичане без этих рациональных моделей просто не могли бы вести себя в истории.
Created with GIMP
Карта 35
Англо-русское соглашение 1907 г. знаменовало завершение одного из этапов «Большой Игры» - раздел сфер влияния в Центральной Азии и на Среднем Востоке. Геополитический натиск России на юг был остановлен, а сама она присоединилась к Антанте.
Сс другой стороны, складывается впечатление, что нам , России, всегда способствовали какие-то иррациональные моменты, то есть, не то чтобы даже удача, но просто крепость народная, неподвижность. Мы вдруг оказывались в каких-то местах сражений, когда, в общем, надо было уходить -- и тем самым побеждали. Совершенно по-другому развивалась русская история, и наши минусы, и наши плюсы были связаны с тем, что наше понимание законов, закономерности алгоритмов Большой игры было явно более слабым и более смутным и интуитивным, чем у наших противников. Об этом подробно пишет Едрихин-Вандам.