Print

ГЕОПОЛИТИКА.р.9.

Опубликовано в Новости политических партий России.

 

Раздел 2.

 

Геополитические процессы

 

в русской истории и

 

их социологические импликации

 

 

 

Глава 4. Геополитика Киевской Руси и социополитические парадигмы древнерусского общества. Роль религии.

 

 

 

 

§ 4.1      Концептуальные парадигмы русской истории

 

 

 

Геополитика соотносится с социологией через представление о качественном пространстве, что дает описание геополитики как таковой, как дисциплины со своей методологией и принципами. Теперь наша задача – приложить геополитический метод к русской истории, выйти на его актуальность, и постепенно набросать перспективу будущего.

 

История – гуманитарная наука, и будучи таковой, она зависит от того, какой парадигмы придерживается тот, кто ее исследует. Сколько идеологий, столько и историй, и прежде, чем формулировать историческую картину какого бы то ни было общества, необходимо описать, с каких позиций мы ее исследуем. И в этом отношении никакой одной единой истории не существует. В зависимости от выбранной идеологической позиции, можно написать несколько вариантов истории.

 

Сделаем краткий обзор тех мировоззренческих позиций, с которых можно описывать русскую историю. Например, возьмем одно из направлений – славянофильское мировоззрение, которое сформировалось в первой половине XIX в. и оказало большое влияние на русское самосознание XIX- XX вв. С точки зрения славянофилов, русская цивилизация относится к восточноевропейской цивилизации, наследует православную византийскую линию, а Россия представляет собой альтернативу Европе.

 

 

 

Россия, с одной стороны, часть Европы, но с другой –  альтернативная Европа. Славянофилы утверждали, что помимо западной римско-католической, католико-протестантской Европы, Западной Европы, существует еще греко-православная, греко-русская Европа. Она имеет общие корни и с Римом, и с Византией, но пошла по другому пути развития, начиная уже с III-- IV вв., когда откололась западная Римская империя под натиском варваров. Тогда жители Западной Европы пощли в одном направлении, а жители Восточной Европы – в другом. Жителей Восточной Европы, греко-русского православного мира представители Западной Европы забыли, и применили представление о Европе исключительно к самим себе. Славянофилы считали что, православные – это тоже часть европейской культуры, только не той,  которая сформировалась на Западе, а той, которая сформировалась у нас. Они полагали, что есть две Европы и что Россия является альтернативной европейской цивилизацией[1], Европой– два.[2].

 

 

 

Существует также подход западнической историографии, который утверждает, что Европа только одна и Россия – это захолустье единственной Европы. Западная Европа и есть истинная цивилизация, к которой относится и Россия, представляя собой ее убогие задворки. Наша элита – это карикатура на западную, а наш народ – умственно неполноценен. Приблизительно такой подход мы обнаруживаем у П.Чаадаева в «Философических письмах»[3], у Грановского, раннего Герцена[4] и Огарева.

 

Точка зрения западников состоит в том, что Россия с ее самодержавием, с ее бестолковым черным народом должна подвергнуться вестернизации и модернизации. Для чего? Для того чтобы присоединиться к культуре и цивилизации в празднике европейских народов.

 

 

 

Итак, если для славянофилов Россия – это самостоятельная европейская цивилизация, то для западников Россия – это забытая Богом страна на задворках западноевропейской цивилизации, единственной цивилизации, и задача русской интеллигенции, русского государства, русского движения –  стать Западом, примкнуть к цивилизации.

 

Существует также еще один, марксистский, подход к истории. Марксисты утверждают, что  в истории происходит смена формаций, двигателем истории является классовая борьба, которая начинается вместе с имущественным расслоением общества в незапамятные времена, когда старейшины племен набирают себе больше богатств и полномочий, нежели рядовые члены племени. По мере развития производительных сил расслоение между богатыми и бедными возрастает, выражается в политических институтах, проходит фазу рабовладельческого и феодального строя, затем достигает пика в капитализме. Далее в результате пролетарской революции происходит переход от капитализма к социализму, начинается мировая революция и построение коммунизма[5].     В истории марксисты видят именно эти стадии общества или общественно-экономические формации: первобытнообщинный строй, родоплеменной строй, рабовладельческие отношения, феодальный строй, капитализм, а потом социализм и коммунизм.

 

 

 

В этой исторической парадигме есть множество натяжек, но самое главное, что в тот момент, когда по марксистским прогнозам у нас должен был наступить коммунизм, мы вернулись к самому грубейшему и чудовищному капитализму, который Россия когда-либо только знала (1990-е годы). Мы вернулись неизвестно куда, и я предлагаю, познакомившись с марксизмом и зная, что такая точка зрения есть, просто его отложить в сторону. С точки зрения исторической перспективы этот исторический метод нерелевантен применительно к русской истории.

 

Существует также либеральный подход к русской истории. Он близок к западническому, но  может быть рассмотрен отдельно. С точки зрения либерализма как идеологии и философии в основе исторического процесса лежит индивидуум: именно он является актором или субъектом истории. Индивидуум в русской истории, как и в нерусской истории, изначально находится в ситуации подавления в традиционном обществе,  в котором его свобода всячески ограничивается, и движется к своему освобождению. Поэтому, чем больше свобод у индивидуума, чем выше степень независимости его от всех уз – от государственных, общинных, политических, моральных, религиозных – тем лучше. Это так называемая «свобода от».

 

Есть два типа свободы. Бывает «свобода от чего-то» и «свобода для чего-то». Этот тезис сформулирован классиком либерализма Джоном Стюартом Миллем[6].  «Свобода от» – это и есть либерализм, liberty, освобождение от ограничений. И есть «freedom» – «свобода для». Либерализм как политическая идеология и философия настаивает на «свободе от», потому что «свобода для» чего-то предполагает какое-то вмешательство в индивидуальный выбор. Человек должен быть свободен не для чего, а от чего, это и есть либерализм. От чего должен быть свободен человек с точки зрения либерализма? От всего, что его ограничивает: от семьи, от этноса, от церкви, от государства, от работы, от насилия, от иерархий, от всех социальных моделей. И должен стать автономным индивидуумом.

 

 

 

Либеральный взгляд на нашу историю заявляет, что вначале у нас было полное и тотальное рабство, а затему нас должна расцвести свобода. От рабства к свободе – вот либеральная парадигма русской истории. Согласно ей, чем глубже в историю, тем больше рабства, чем ближе к современности, тем больше свободы. Однако, если посмотреть на ту гигантскую степень свободы, которая была в Новгороде или Пскове, в вечевых республиках городов-государств Древней Руси, прямолинейная либеральная модель вызывает большое сомнение: оказывается, что сегодня у нас свободы гораздо меньше, чем, к примеру, в средневековом Новгороде.

 

 

 

Есть народнический взгляд, народническая трактовка русской истории, согласно которой субъектом исторического процесса является народ, народ сам по себе. Этот народ проходит различные фазы. Вначале он как бы организуется, потом впадает в зависимость. Народничество совпадает с социализмом  в том, что считает, что народ постепенно должен освободиться, осуществив национальную народную революцию, но не по марксистской модели и без прохождения капиталистической фазы. То есть народ как постоянное явление, представляющий собой субъект истории, не обязательно должен проходить открытые Марксом общественно-экономические формации. Это народнический, немарксистский социализм. С точки зрения народников, можно построить народный русский социализм без капитализма.

 

 

 

И наконец, евразийство. Евразийство – это политическая философия, которая утверждает, что Россия представляет собой самостоятельную цивилизацию. В отличие от славянофилов, евразийцы полагают, что эта цивилизация не европейская, а евразийская, которую  в чем-то сопоставима и с Европой и с исламским миром, и с Китаем.[7] Другими словами, это особая цивилизация, имеющая восточные и западные черты, но не совпадающая ни с Востоком, ни с Западом.

 

Россия -- это огромная самостоятельная цивилизация, в которой проживает множество этносов и которая есть, как говорили евразийцы, «государство–мир». Евразийцы называли Россию «Россией-Евразией», чтобы подчеркнуть, что речь идет о цивилизации, а не о просто государстве.

 

 

 

§ 4.2      Парадигмы русской истории и геополитическая шкала

 

 

 

Конечно, есть во всех этих моделях трактовки русской истории нечто общее: ни одна из этих концепций не оспаривает сам факт великой русской истории, но каждая из исторических моделей трактует тот или иной период по-своему. Можно сказать, что марксисты в рассмотрении русской истории акцентирует классовый подход, либералы – индивидуальный, народники подчеркивают, что субъектом является народ, евразийцы настаивают, что субъектом является цивилизация, славянофилы считают, что Россия -- альтернативная Западной Европе европейская цивилизация, а западники -- что Россия просто периферийная европейская страна. Этот спор актуален и до настоящего момента и, по сути дела, в нашем обществе, так или иначе, есть представители всех шести исторических парадигм.

 

 

 

Сразу встает вопрос, по какой шкале мы будем исследовать русскую геополитическую историю? Очевидно, что для полноты картины мы будем показывать, как она может быть рассмотрена с разных позиций, упоминать разные точки зрения и толкования. Мне как ученому ближе славянофильство, народничество и евразийство, то есть, три парадигмы, в рамках которых можно спорить, является ли Россия самостоятельной цивилизацией или альтернативной европейской. Но для нас очевидно, что Россия – цивилизация. Второе – мы полагаем, что субъектом истории не является ни индивидуум, ни класс. Мы не придерживаемся ни марксистского, ни либерального подходов. И в этом отношении нам близко народничество.  

 

 

 

Итак, мы рассматриваем приоритетно нашу историческую перспективу в оптике славянофильства, народничества и евразийства, и не рассматриваем её с точки зрения западничества, либерализма и марксизма, хотя вполне легитимно рассматривать  русскую историю и иначе.  И, наверняка, есть и историки, и преподаватели, которые толкуют нашу историю с западнических, либеральных или марксистских позиций.

 

 

 

§ 4.3       Возникновение русского государства

 

 Славяне занимали, когда мы их встречаем в истории, довольно обширные земли. Они жили на Центральной и Среднерусской возвышенности, а также на Таманском полуострове в Тьмутараканьском княжестве, на берегах Азовского моря и Керченского пролива. Тьмутараканьское княжество – это первая форма русской государственности. Оно было создано осетинской элитой, аланами, осетинскими князьями с доминирующим славянским населением древних антов. От них, скорее всего, от роксаланов, которые назывались «красные аланы», «русаланы», то есть от знати, по версии Льва Николаевича Гумилева[8] и Георгия Вернадского[9], общее славянское население получили имя – «русские». Позднее, после образования Тьмутараканьского княжества пришли норвежские варяги с севера, создали новый правящий класс и стали называться «Русью», переняв это имя от осетин через антов и славян. Это была первая русская государственность, имевшая очень большое значение. Она была христианизирована еще задолго до Киева.

 

 

 

Вторая русская государственность – это Киевская Русь, которая начинается с призвания Рюрика новгородцами, а затем похода Олега на Киев, взятием Киева, что положило начало современной русской государственности.

 

С момента возникновения русской государственности уже в Киевский период ее главной задачей, носившей геополитический характер, было укрепление Heartland. Напомним, что так называлась в общей географической картине Макиндера сухопутная территория евразийского континента. Территория северо-восточной Евразии – Heartland, сердцевинная земля. Как и множество славянских племен, русские жили на Среднерусской возвышенности совместно с финно-угорскими и балтскими племенами. И это расположение в зоне Heartland предопределяло стратегическую судьбу нашей истории и нашей государственности. Уже в эпоху Олега, нашего второго правителя после Рюрика, и особенно в эпоху Святослава, Киевская Русь представляет собой мощную империю, которая разрушает существовавшую здесь, в степном поясе, Хазарскую империю, присоединяет Тьмутаракань и выходит к Греции, к Дунаю, по сути дела, захватывая стратегические позиции в Болгарии.

 

 

 

Карта  8

 

Восточная Европа в V-VII веках. Славяне и их соседи: финно-угры, балты и тюрки.

 

 

 

 

 

Это государство много раз воюет с Восточной Римской Империей (Византией), и даже заставляет, византийцев принимать русских купцов без пошлины.

 

Максимального объема русская империя достигает в эпоху великого князя Святослава, который создает ту конфигурацию и архитектуру русских земель, к которой будет тяготеть Русь на протяжении всей своей истории. Святослав первым захватил Северный Кавказ, который стал русским еще до крещения Руси, в начале Х века. Можно себе представить, какое это было огромное государство. Оно было полиэтническим, в состав его входило множество этносов, проживавших на территориях вокруг Киева и южнее, и в порогах, и в степи, и Святослав даже хотел перенести на Дунай, в Болгарию, русскую столицу. Таким образом, в начале нашей истории мы видим стремление объединить под одним и тем же стратегическим контролем лесную и степную зоны. Эти два элемента – Лес и Степь – будут постоянно повторяться в русской истории.

 

 

 

В принципе, субъектно русские мыслили себя всегда как лес, который должен защититься от степи. Для защиты от степи в низовьях Днепра, на его порогах строились первые вооруженные сооружения, валы, которые слабо, конечно, защищали от набегов печенегов, а позже половцев, но тем не менее изначально представляли собой, своего рода, геополитические фортификации в сознании жителей леса, стремящихся защититься от степи. Степь долгое время для русского сознания была чем-то враждебным, оттуда приходила опасность. Люди выходили из леса в степь биться, как мы видим в «Слове о полку Игореве»: русская земля за холмами, русские выходят в степь испытывать свою богатырскую удаль. Другими словами, открытая, свободная, бескрайняя степь была территорией контроля других кочевых племен, в отличие от оседлых русских, и одновременно местом поединка и источником угрозы.

 

 

 

Так сформировался геополитический дуализм леса и степи. Русские мыслили себя как лес. Но уже при Святославе, то есть в Х веке, мы видим, что делаются попытки сомкнуть Киевское и Тьмутараканьское княжество, при этом разбиваются хазары. Хотя мы, русские, разбили хазар как главного конкурента, существовавшего  в качестве степной империи еще раньше, до нас, мы одновременно освободили место печенегам, которые пришли на место хазар и точно так же, как хазары, стали нас атаковать.

 

  Затем, когда мы наконец с большим трудом победили печенегов совместными усилиями, пришли половцы, и все повторилось заново. Противостояние леса и степи является константой ранней русской геополитики. Однако уже на самом первом этапе, в эпоху Святослава, делаются попытки объединить лес и степь и основательно закрепиться на Северном Кавказе.

 

 

 

Таким образом, задача соединения Леса и Степи относится не к позднему периоду XVI-го --XVII го веков, стоит у истоков нашей государственности, истоков нашей геополитики. Важно также то, что в период Тьмутараканьского княжества, то есть еще в VII -- VIII вв., русские (из Тьмутаракани) в значительной степени контролировали Крым. Поэтому когда говорят о принадлежности Крыма к России, это не только факт истории относительно недавних времен после окончательного поражения крымского хана, бывшего нашим довольно серьезным соперником в XVI в., когда он брал и сжигал Москву. Но это еще и очень древние претензии, поскольку Тьмутараканьское княжество, Тамань, Таманский полуостров были центром нашей государственности очень давно.

 

 

 

§ 4.4      Соседи Руси (социологический портрет)

 

 

 

Итак, противостояние Леса и Степи. Степь воспринималась как нечто враждебное, Лес – как свой. Славяне киевского и более ранних периодов вели себя чрезвычайно активно. Во-первых, их было очень много. Славянами было населено все, вплоть до Эльбы, до острова Рюген на севере и до Балкан на юге.  То, что сегодня называется Пруссией и Восточной Германией, было населено славянами –  полабскими славянами, которые контролировали юг Балтийского моря. Откуда они пришли туда и как они смогли расселиться на этой территории, никто не знает. Славяне появляются довольно поздно, первое упоминание об антах – это V-VI вв. Что было с ними раньше, не понятно, но они возникают и в VIII-IX вв. вдруг начинают активно расселяться. Если  описывать ситуацию в терминах теории Льва Гумилева, то имел место пассионарный толчок.

 

 

 

Кем были славяне того периода с геополитической точки зрения? Они были активными освоителями новых земель, торговцами и носителями культуры постнеолитической революции, то есть, они занимались земледелием и скотоводством, а также торговлей.

 

 

 

 Это очень принципиальный момент, поскольку по сравнению с большинством населения лесов, лесной зоны древней Руси, они стояли на более высоком технологическом уровне развития. И это предопределило специфику расселения славян по лесу. Когда мы говорим о «лесе», в целом, о лесной зоне, мы не должны забывать, что собственно сам лес был враждебной древним славянам стихией, потому что лес как таковой был оплотом финно-угорского начала. Финно-угры, которые в основном в лесу и проживали, были действительно люди леса, потому что они кормились преимущественно охотой, сбором грибов, ягод и ловлей рыбы, расселяясь в лесах и болотах. Несмотря на то, что славяне стали контролировать лес, сами они в значительной степени были речными людьми.

 

 

 

Вот тут как раз и получает подтверждение и развитие потамическая теория происхождения цивилизации[10]. Славяне селились вдоль рек, именно реки и лодки служили для древних славян, создателей русской государственности, главным источником жизни. Они подплывали к какому-то пункту на реке, был сжигали лес и засеивали место зерновыми культурами. Потом, когда земля переставала плодоносить, они двигались дальше. Это была борьба с лесом и, в общем, наверное, с местным населением, которое лес воспринимало как часть самого себя. Славяне же смотрели на лес немножко издалека, из своей береговой зоны, с лодок. И поэтому в русском бессознательном лес имеет много отрицательных сторон. Лес ассоциируется с чащей, с чем-то мрачным. Значит, славяне скорее всего не могут быть названы цивилизацией леса. Это цивилизация рек. Славяне – люди рек, которые интегрировали территорию через речные артерии. На севере они это делали успешно, заняв ключевые стратегические посты, а на юге им противостояли представители другой кочевой цивилизации, столь же высокой, как и славянская, поскольку они разводили скот.

 

 

 

В развитии народов есть очень важный культурный момент – это неолитическая революция[11]. Народы до неолитической революции получали продукты питания непосредственно из природы. А после нее люди стали заниматься выращиванием зерна и разведением скота. Они не вступали с природой в динамические отношения, характерные для народов до неолитической революции, но производили продукты сами, таким образом, между природой и культурой, как производной человека, возник определенный зазор.

 

 

 

Такие же процессы происходили в степи. Кочевники степи были очень высоко развиты, потому что они питались скотом, а охотились в меньшей степени. В основном, они кочевали со стадами своих лошадей, питаясь кониной и бараниной. Это в основном были животноводческие племена, с высокой степенью организации. Важный момент: и русские, и степняки стремились контролировать торговые пути. Уже тогда вопрос о пролегании торговых путей имел колоссальное значение, потому что как раз через Русь проходил путь из «варягов в греки», от Северной Европы до Византии. Он шел по рекам, по которым возились бобровые шкуры, мед, жемчуг, а с юга шелка, изделия из меди и серебра, иногда даже из золота. Все это циркулировало по торговым путям из варягов в греки, и русские были главными носителями этой торговли.

 

Русские захватили торговые пути в зоне лесов, видимо, вступая в особый договор с ее жителями. Откровенно говоря, наверное, этих жителей каким-то образом подавили  и усмирили. Можно предположить, что были трения, о которых летописи, написанные русскими (а до русских летописи не писали) умалчивают. Но как бы то ни было, русские утвердились на этих берегах и не собирались уходить, поставив под контроль торговлю и начав заниматься сельским хозяйством, разведением скота и посадкой зерновых культур Постепенно они срубали все больше лесов, расчищали землю, передвигались вновь, сжигали новые леса, занимаясь подсечно-огневым земледелием, и так далее.

 

 

 

К этому надо добавить, что степняки тоже стремились контролировать торговлю, поэтому, когда они контролировали зону южнее нижних порогов Днепра, они, по сути дела, брали дань за торговый путь из варягов в греки. Русские же все время пытались защитить это с переменным успехом, чаще всего безуспешно. Таким образом, и степняки были наследниками торговых степных империй, и русские были представителями своеобразной речной торговой империи. И как таковые они и утвердились в этом геополитическом пространстве.

 

 

 

Надо добавить, что по этому же пути, от Скандинавии до Черного моря и Византии, циркулировали варяжские дружины (еще один компонент), которые вместе со славянами участвовали, видимо, в  укрощении мирного населения и установлении над ними своего собственного контроля. Варяжские дружины принимали участие в этногенезе русских, и их воинский дух, видимо, хорошо сочетался с характером русских воинов, потому что русские воины древних повествований VIII и IX веков были бесстрашные, мощные, гибкие, очень мобильные, динамичные люди, торговые и крайне агрессивные. Среди русских того времени преобладали свободные земледельцы.

 

 

 

Кроме обычных торговых операций русские занимались иногда и работорговлей, однако в общей экономике древнерусского Киевского государства рабы большой роли не играли. Их брали как холопов, но русские, видимо, всегда отличались широтой души: рабы работали, потом вместе с семьей ели, назывались челядью, а потом становились членами семьи и, в общем, так и оставались. Русские как раз отличались большой степенью интегративности.

 

Видимо, налаживался контакт и с местными лесными племенами. Получилось, что постепенно местное, аборигенное финно-угорское население леса признало речных славян. Речные, конечно, старались в лес далеко не уходить, и там, где лес был погуще, там лесные полностью сохранились – в Мордовии, на севере Поволжья. А где лес был пореже или славян было больше, там происходило смешение славян с финно-уграми, особенно на севере и на востоке Киевской Руси.

 

 

 

Итак, в целом можно сказать, что геополитической задачей древней киевской государственности было стремление отстоять независимость от кочевников, интегрировать местное население, установить контроль на всем пространстве Киевской Руси. При этом периодически возникали проблемы с мадьярами, которые жили западнее, с другими славянскими племенами, в частности, с поляками, чуть позже в дело включились и немцы.

 

С Византией у нас были самые драматичные отношения, потому что до определенного периода византийцы считали себя главными потребителями нашей торговли, именно туда вели торговые пути. С другой стороны, мы периодически вступали с ними в политические противоречия. Этот конфликт и потенциал отношений с Византией сохранился даже после принятия христианства.

 

Powered by Bullraider.com