Print

Геополитика(продолжение1) https://www.geopolitica.ru/bind/geopolitika

Опубликовано в Новости политических партий России.

А.Дугин

§ 2. Плюральная антропология: пространство и время людей

Отказ от горизонта человечества

Концепт «человечества», как его понимают глобалисты, в многополярной философии перечеркивается. Это понятие искусственное, чисто техническое и не имеет феноменологического или эмпирического подтверждения. Оно родилось в Новое время на основании секулярных гуманистических абстракций и имело чисто идеологическое значение для борьбы с христианской религией и ее представлением о центральности фигуры Бога — в мире и истории. Вопреки теологическому утверждению гуманисты выдвинули тезис о том, что не Бог творит историю, но человек, человечество. В основу концепции «человечества» была положена секуляризация христианской идеи сотворения всех людей от первочеловека Адама. Отбросив идею «творения» как «предрассудок», деятели Просвещения сохранили представление о человечестве как едином явлении, но уже на основании социально-психологических, а позже (после Дарвина) видовых биологических и зоологических свойств (Homo Sapiens).

Здесь явно виден след масонской идеологии, в основе которой лежит представление, что все религии и духовные традиции имеют общую структуру и общее происхождение, и они совпадают с учением самого масонства, которое и есть эта общая модель человече­ской религиозности. Различия между религиями и культурами предстают как нечто второстепенное и как искаженное (для масс) изложение самой масонской теории, зарезервированной для духовной элиты. Поэтому единство человечества и единство мира является одной из центральных задач масонской политической дея­тельности, что объясняет нам стойкое присутствие масонства во всех глобалистских и мондиалистских инициативах, организациях и обществах20. Формула «единое человечество» в его секулярном, светском выражении есть, таким образом, ложный масонский концепт.

Э. Гуссерль, А. Мальро: «европейское человечество»

Показательно, что в европейской культуре XIX–XX вв. сплошь и рядом использовался термин «европейское человечество» (в частности, его употребляли Эдмунд Гуссерль (1859–1938)21 и Анри Мальро (1901–1976)22). Это не оговорка и не случайное выражение. Европейская культура основана на презумпции того, что она является прогрессивной, идущей впереди всех голограммой мировой культуры. Европейское общество рассматривается как алгоритм общества как такового, и тогда все человечество есть лишь расширение понятия (причем, как правило, с точки зрения незавершенно­сти, незаконченности, отсталости) «европейского человечества».

На самом же деле горизонт «человечества», который якобы обнаруживает глобализм, и его философия есть все то же «европейское человечество», лишь раздутое до планетарных размеров, спроецированное на все остальные культуры и народы. Поэтому глобалисты открывают не «мир как целое», а остаются в рамках Запада, который превращается в «планетарный Запад». Никакого столкновения с общим, никакого обнаружения целого не происходит. То, что не похоже на Запад, превращается в то, что похоже на Запад (с его демократией, рынком, техникой, либерализмом, индивидуализмом, правами человека, сетями и т. д.), и только по­сле этого принимается в расчет. Глобализм есть абсолютизация частного, а не открытие общего и целого. А «человечество» есть не что иное как инструментальный идеологический концепт, служащий для того, чтобы во всех направлениях работать с формулой «человечество»=«европейское человечество». Конечно, на практике эта формула не работает, т. к. большинство мировых культур и подавляющее большинство населения земли относятся к неевропейскому типу. Но для Запада и мондиализма это означает только одно: сегодня не относятся, а завтра будут относиться — кто добровольно, а кто принудительно.

Разные «человечества»

С точки зрения теории многополярности, конечно, существует «европейское человечество» как общество, построенное на основаниях ценностных систем западноевропейской цивилизации. Но наряду с ним существуют и многие другие «человечества» — индийское, китайское, русско-евразийское, арабское, исламское, африканское, тихоокеанское, буддистское, латиноамериканское человечества и т. д. Их границы подчас накладываются друг на друга, а внутри них существуют «микрочеловечества» вплоть до этносов и племен. Крохотные племена нивхов, кетов, юкагиров, шорцев или сету в Евразии, ведда на Цейлоне или пирахан в бассейне Амазонки — те же «человечества» с уникальным языком, культурой, обрядами, традициями, со своими собственными рациональностью, жизненным миром, Dasein’ом. И чтобы сложить всех их в общий планетарный ансамбль, надо предварительно досконально изучить их культуры, проникнуть в их суть, понять и полюбить их, постичь их логику — причем такой, какая она есть, а не такой, какой она видится извне. На практике это почти невозможно, но вполне может быть высокой и благородной целью. Эту цель и ставит перед собой философия многополярности. Причем не для того, чтобы выяснить, что между всеми этими «человечествами» есть общего, но чтобы насладиться величественным богатством их различий.

Теория многополярности отрицает горизонт человечества, считая его «империалистической» евроцентричной абстракцией. Она готова иметь с ним дело только в форме его отрицания, отвержения, разоблачения его несостоятельности и его колониальной, и даже «расистской» сущности: ведь в своем основании этот концепт предполагает, по умолчанию, превосходство западных обществ над всеми остальными и является выражением если не биологического, то, во всяком случае, культурного, социального и технологического расизма.

Запад и «все остальные» (The West and the Rest)

Остается лишь разрешить вопрос о том, в каком смысле евразиец Н. Трубецкой использовал термин «человечество» в своей программной работе «Европа и человечество»23? В данном случае Трубецкой понимает «человечество» как антитезу «европейскому человечеству», как многообразие существующих культур и традиций. Европа для него воплощает в себе навязчивый империалистический универсализм, а все остальные «человечество» превращается в жертву европейской глобальной политики (в том числе экономической, культурной, образовательной и т. д.), представляя собой вовсе не «единый горизонт», а типично сухопутное «многообразие» культур, находящееся под угрозой стирания, уничтожения, разложения и переформатирования под напором становящегося глобальным Запада.

В своей книге «Столкновение цивилизаций»24американский политолог Самуил Хантингтон, опираясь на работы английского историка Арнольда Тойнби25 (1889–1975), использует формулу «The West and the Rest» — «Запад и остальные». То, что имеет в виду под «человечеством» Н. Трубецкой, это как раз «остальные» (the Rest) — все, кроме Запада, тогда как глобалисты и мондиалисты, напротив, под «человечеством» имеют в виду прежде всего именно Запад, а под «остальными» (the Rest) — тех, кому еще только предстоит этим «Западом» стать (своего рода «недочеловечеством», «недоразвитыми обществами»).

Философия многополярности — это философия «остальных» (the Rest), которым угрожает опасность со стороны «Запада» (the West) и которым необходимо консолидировать усилия, чтобы эту опасность отразить. Лишь после этого можно говорить о пути к единству через сложнейший процесс диалога культур и цивилизаций или о сохранении и возрождении различий. Это вопрос открытый, и теория многополярности не может так далеко прогнозировать будущее. Если проект глобализации рухнет, перед разными народами и обществами земли встанут совершенно иные проблемы и вызовы. Будут ли они глобальными или нет, заранее предсказать невозможно. Но сегодня вся глобальная проблематика носит пристрастный, инструментальный и жестко идеологизированный характер, исходит из западного «ядра» и является формой информационной войны и манипуляции общественным мнением.

Признание человеческих различий

Различие человеческих обществ является эмпирически подтверждаемым историческим законом. Мы знаем только разные общества, и каждое из них основано на особой антропологии, имеет особое представление о том, что такое человек. Никакой общей антропологии не существует. Каждая культура решает антропологическую проблему по-своему. Многополярная философия признает это как факт и не стремится его изменить. Поэтому она постулирует множественную антропологию как аксиому, как нечто, что нужно признать и осмыслить, но отнюдь не преодолеть. Любая попытка иерархизировать человеческие общества, так или иначе, ведет к «расизму»; и даже если биологический расизм сегодня вышел из моды, культурный, экономический, социальный, технологический расизм остается осью западного взгляда на мир. Сегодня он просто поменял свои формы: теперь «низшими» считаются культуры и общества, которые не признают императива индивидуализма, свободы, толерантности, секуляризма, прав человека, политической демократии и либеральной рыночной экономики: они объявляются «отсталыми», «недоразвитыми», «архаичными» и «тоталитарными» и подлежат, как в предельном случае Югославии, Ирака и Афганистана, насильственному «исправлению» и «аккультурации».

Многополярная философия исходит из совершенно иного подхода: каждое общество в праве выстраивать свои структуры и свои представления о человеке на основании собственных исторических традиций. Это может нравиться или не нравиться соседним обществам. В пограничных случаях это может провоцировать конфликты, а в других, напротив, гармоничное сочетание и творческий диалог культур. По крайней мере, никогда нельзя судить одно общество, исходя из критериев другого общества, а тем более возводить результаты этого сравнения в идеологический принцип — в этом состоит суть философии многополярности.

От плюральности мест к плюральности времен: философия и антропология места

Признание позитивного смысла в различиях между обществами и культурами является основой теории многополярности. Мир многообразен, и это, во-первых — данность, а, во-вторых — ценность. Общества, этносы, народы, страны и цивилизации, расположенные в разных зонах пространства земли, выражают различные «пространственные смыслы» («Raumsinn» Ф. Ратцеля). Так возникает представление о многополярной географии культур — культурная карта мира, представляющая собой мозаику самых разнообразных обществ, которые, сплошь и рядом, входят в более широкие ансамбли или, напротив, разделены между собой национальными административными границами.

Многополярная теория имеет дело, в первую очередь, именно с такой культурной географией, или антропогеографией, с антропогеографической картой мира. На этой карте наносятся, в первую очередь, общества, народы, этносы, религии, культуры как сложные и динамично развивающиеся живые организмы, локализованные в пространстве. Так складывается многополярная карта плюральности «человеческих мест», культурная топология мира. Она берется в многополярной теории за основную матрицу, базовый алгоритм, на который позднее накладываются политические границы, экономические сети, зоны распределения природных ресурсов и военно-стратегические объекты. Общество в его привязке к пространству — первично, остальное вторично. Различия между «человеческими местами» определяет все остальное — включая самые технические и искусственные формы промышленной или военной организации пространства.

Так выстраивается философия пространства, философия ме­ста. А. Геттнер называл ее «хорографией» (или «хорологией»), учением о качественном пространстве26.

Многообразие «человеческих мест» создает первичную структуру мира; все общества, сосуществующие в разных секторах такого мира, являются рядоположенными и равноправными, а отношения между ними развиваются по логике жизненного развития — активные общества расширяются, мобилизуются, развиваются, пассивные — сужаются, отступают, закрываются. Любая попытка управлять этим процессом является заведомо расистской, т. к. автоматически служит интересам какого-то конкретного общества в ущерб другим. «Человеческие места» следуют сценариям, заложенным в структурах их культуры, и на ее основе решают проблемы, которые выдвигает окружающий мир в своих трансформациях. И все они делают это собственным совершенно оригинальным способом.

«Теорию мест» развил известный японский философ Китаро Нишида, который, занявшись изучением европейской философии и, в первую очередь, феноменологии, пришел к выводу, что наряду с типично европейской моделью рациональности, оперирующей логикой, построенной на принципе «идентичности» объекта, существует альтернативная рациональность (свойственная, например, буддистско-японской культуре), где вместе «идентичностей» фигурируют «места»27. К. Нишида назвал это «логикой мест» («basho» — по-японски «место»). В отличие от «идентичностей», которые подразумевают жесткие логические конструкции («есть/нет», «истина/ложь»), «логика мест» основана на включающем принципе — оппозиции могут сосуществовать, не отвергая друг друга, наряду друг с другом в системе сложной конструкции «мест» («τοποι»). Высшим «местом», согласно К. Нишиде, является «пустота» или «ничто» («mu» — по-японски), которое включает в себя все остальные места и является их основой. Государство (культура, общество) также является «местом» (топосом), которое предваряет и замещает «ничто», но зато включает в себя все остальное. Все остальные места (внутри государства/общества) включаются в него, хотя и сохраняют своеобразие, различия, особенности и противоречия. Соответственно, другие государства/общества, вне Японии, в свою очередь, являются высшими «местами» для всего того, что в них включено и получают из этого свою реальность, свое бытие и свой смысл. Философия К. Нишиды и теория «басе» прекрасно укладывается в общий подход к проблеме места, пространства в многополярной теории.

 Г. Гурвич: время как социологическое явление

От признания пространственного плюрализма, на котором строится теория многополярности 28, следует перейти к более тонкому принципу «плюральности времен». Как показали классики социологической мысли (Э. Дюркгейм, М. Мосс и особенно русско-европейский социолог Георгий Гурвич (1896–1965)), «время» есть категория социальная, и в каждом обществе существует свое особое «время», и даже не одно, а сразу несколько 29. Это значит, что разные общества, даже сосуществующие в одном и том же физическом времени, с точки зрения собственной истории и культуры находятся в различных периодах. У этноцентрумов преобладает «вечное возвращение». К этносам, вступившим в историю, приходит поступательное время, направленное на реализацию общей судьбы и общего проекта (в настоящем и будущем). У разных религиозных культур — свои представления о логике и цели истории, о мессианстве, о циклах и о целях. Современные национальные государства оперируют с физическим временем и, в целом, разделяют западноевропейские модели «темпоральности». Постмодерн несет с собой еще одну модификацию времени — постисторию, игровое рециклирование фрагментов прошлого, ироническое время30.

Каждое «место» земли, где находится то или иное общество, имеет, таким образом, свое социальное время, которое часто складывается из наложения друг на друга различных темпоральностей. Поэтому их историческая синхроничность (одновременность) весьма условна: к общечеловеческому (а точнее, к западноевропейскому физическому и календарному времени) они относятся только одной стороной, которая вплетается в сложный контекст локальных времен. Речь идет не о том, что одни общества проделали больший путь в общей логике истории, а другие меньший (это и есть расистский подход). Сами структуры времени в каждом обществе могут быть различны, и нет никаких оснований считать, что все они движутся в одну и ту же сторону: некоторые из них, может быть, движутся туда же, куда и западное общество, а другие вполне могут двигаться в совершенно ином направлении в соответствии со структурой своей темпоральности и ее смысла, а могут вообще не двигаться никуда (как в случае этноцентрума). Нет никаких рациональных оснований для того, чтобы вырывать общества из их соб­ственного времени и бросать в стихию времени западного, модернизировать их, делать их современниками глобального момента. Для большинства ныне существующих обществ глобализации как естественного момента их собственной истории еще не наступило и, возможно, не наступит никогда. Поэтому заставлять их считаться с нынешним «глобальным моментом» есть просто ничем не оправданное насилие.

Плюральность времен как норма

Философия многополярности, со своей стороны, признает плюральность времен как факт и как нормативное положение дел. Разные общества живут в разных временах и имеют на это полное право и основание. Эти времена могут течь в разных направлениях, как русла рек, могут сливаться и ветвиться, а могут — как озера — стоять на месте. Никто не должен осуществлять темпоральный диктат, навязывать другим эпоху или эру. Исламское общество отсчитывает свою историю от хиджры, христиане — от Рождества Хри­стова, иудеи — от сотворения мира. Свои системы летоисчисления есть у индусов, китайцев, буддистов. На земле до сих пор есть народы, которые вообще не знают времени, даже циклического (как некоторые племена аборигенов Австралии) и, значит, во времени они не нуждаются, и никто не смеет им его навязывать.

Так теория многополярности проводит линию позитивного толкования различия во всех сферах. Поэтому она представляет собой не просто наспех созданный «ad hoc» набор идей и представлений, призванный сиюминутно оппонировать однополярности и глобализму, но готова проводить свой анализ вплоть до самых глубинных оснований человеческого общества, вплоть до философ­ского осмысление бытия, человека, пространства, времени, мира.

Мир многополярной теории тоже многополярен. Он дифференцирован во всех отношениях и во всех проекциях. Он представляет собой открытый плюриверсум, в котором в разных направлениях и с разной скоростью движутся разные социальные жизненные организмы, сливаясь, отталкиваясь друг от друга, конфликтуя и входя в союзы и альянсы. Если этот жизненный поток бытия конкретных человеческих обществ и имеет какую-то общую парадигму, закон или алгоритм, то понять его возможно только через углубление в эту многообразную, плюралистичную и всегда дифференцированную стихию.

Горизонт общения (между этносами, культурами, народами, странами, обществами, людьми) многополярный мир отнюдь не ограничивает, но лишь подчеркивает, что для того, чтобы он был содержательным и осмысленным, необходимо тщательно учитывать культурные особенности каждого участника. Без этого обмен может проходить только в самых низменных, материальных и примитивных формах. А подходить к разным культурам с единым общим шаблоном — самый верный путь не понять в них вообще ничего, но общение свести к насилию и навязыванию всем чуждого им культурного кода.


20Thual F. Géopolitique de la franc-maçonnerie, Paris, Dunod, 1994.

21Husserl E. La crise de l’humanité européenne et la philosophie. P.: Philosophie, 2008.

22Malraux A. La Tentation de l’Occident. ParisGrasset, 1926.

23Трубецкой Н.С. Европа и человечество.

24Huntington Samuel P. The Clash of Civilizations and the Remaking of the World Order. New York: Simon and Schuster, 1996.

25СмТойнби А.Дж. Постижение историиМ.: Прогресс, 1991.

26Hettner A. Die Geographieihre Geschichteihr Wesen und ihre Methoden. Breslau: Ferdinand Hirt, 1927.

27Nishida K. Logik des Ortes. Der Anfang der modernen Philosophie in Japan. Darmstadt: Wissenschaftliche Buchgesellschaft, 1999.

28Мартин Хайдеггер говорил о томчто «пространственность» (Raumlichkeit) является «экзистеницалом» Dasein’а Heidegger M. Sein und ZeitTübingen: Niemeyer, 1986. См. также Дугин А.Г. Мартин Хайдеггер: возможность русской философии.

29Gurvitch Georges. The Spectrum of Social Time. Dordrecht: D. Reidel, 1964. См. также: Дугин А.Г. Социология воображения. Введение в структурную социологию. М.: Академический проект, 2010; Он же. Социология русского общества. М.: Академический проект, 2010.

30Дугин А.Г. Социология воображения. Введение в структурную социологию. См. также: Дугин А.Г. Постфилософия. М.: Международное «Евразийское Движение», 2009.

Powered by Bullraider.com