Глава 5 Антиглобализм/альтерглобализм и социология хаосаhttps://www.geopolitica.ru/bind/geopolitika

Феномен антиглобализма: основные черты

Рассмотрим явление антиглобализма, т. е. движения, направленного против глобализации. Иногда для его определения используют термин «альтерглобализм» или «альтерглобализация». Латинская приставка «alter» означает «другой». Под «альтерглобализмом», таким образом, имеется в виду критика и отвержение того глобализма, который есть сейчас, и предложение принять и построить вместо него другой глобализм. Что имеется в виду под «другим глобализмом», мы сейчас рассмотрим.

Антиглобалистское движение стало всемирно известным благодаря ярким и массовым акциям протеста, которые антиглобали­сты устраивают при каждом масштабном мероприятии (саммите, конференции, форуме и т. д.), имеющем отношение к глобализации и устраиваемым правительствами крупнейших мировых держав, в первую очередь, западных. В этом движении участвуют представители крайне «левых» движений — анархисты, троцкисты, коммунисты, автономы, маоисты, социалисты, а также экологи всех направлений. Часто к ним примыкают представители угнетенных этнических меньшинств или социальные, религиозные и иные группы, чувствующие себя ущемленными в современном глобальном мире и возлагающие вину на существующий (глобальный) миропорядок. Все эти группы объединены протестом против существующего положения дел и отвержением процесса глобализации. Как таковой общей теории или общей идеологии антиглобализма не существует, движение носит стихийный характер с явной доминантой антикапитализма, антиимпериализма и антиколониализма.

Антиглобализм и теория И. Валлерстайна

Многие антиглобалисты разделяют теорию мировой системы И. Валлерстайна и понимают глобализм и глобализацию через ее призму. Сам Валлерстейн охотно участвует в антиглобалистских мероприятиях, выступает на форумах и симпозиумах этой направленности, соучаствует в выработке «новой левой» альтернативы — такой, как «Форум Сан-Паулу», где объединились представители более двухсот «левых» и антикапиталистических партий Латинской Америки для выработки общей стратегии по борьбе с неолиберализмом, империализмом США и противодействию глобализации в новых исторических условиях после распада двухполюсного мира.

Если антиглобализм является протестом против глобализма, понятого в духе теории мировой системы, то определение альтерглобализма требует развернутого анализа. Для этого обратимся к идеям двух признанных теоретиков антиглобалистского и альтерглобалистского движения — итальянского левого экстремиста Антонио Негри и американского политолога и социолога Майкла Хардта.

Критика мировой капиталистической системы и неомарксистская альтернатива: А. Негри, М. Хард -- концепт «Империи»

В 2000 г. Антонио Негри и Майкл Хардт выпустили программную книгу «Империя»69, быстро ставшую самостоятельным политологическим концептом XXI в. (наряду с тезисами С. Хантингтона «Столкновение цивилизаций» и Ф. Фукуямы «Конец Истории»).

В книге вводится и детально описывается концепция «Империи», отражающая представление авторов о качестве новой эпохи, связанной с глобальным постиндустриальным обществом и постмодерном как таковым. А. Негри и М. Хардт стоят целиком и полностью на постмодернистских позициях, считая исчерпанность идеологического, экономического, юридического, философского и социального потенциала Модерна свершившимся и необратимым фактом. Для них Модерн закончился, наступил Постмодерн.

Авторы наследуют в основных чертах марксистскую модель понимания истории как борьбы Труда и Капитала, но убеждены, что в условиях Постмодерна и Труд, и Капитал видоизменяются почти до неузнаваемости. Капитал становится настолько всесильным, могущественным и побеждающим, что приобретает глобальные черты, отныне становясь тотальным явлением — всем70. Он и есть «Империя». «Империя», по Негри и Хардту, это очередная (последняя и наивысшая) фаза развития капитализма, характерная тем, что в ней капитализм становится тотальным, глобальным, безграничным и вездесущим.

Труд, на индустриальной стадии бывший качеством промышленного пролетариата, сегодня рассредоточен, децентрирован и разлит по нескончаемым миллионам единиц тех, кто находится в подчиненной позиции перед лицом вездесущего и утонченного контроля «Империи». Носителем Труда в эпоху постмодерна становится не рабочий класс, но «множество» (multitude). Между «Империей» и «множеством» развертывается основной сценарий противостояния.

В Постмодерне все изменилось: по-новому выступает капитал, по-новому труд, по-новому развертываются противостояние между ними. Вместо «дисциплины» капитал использует «контроль», вместо политики — «биополитику», вместо «государства» — планетарные сети. Капитализм в «Империи» замаскирован, освобожден от тех атрибутов, которые считались существенными в индустриальную эпоху. Растворяется государство-нация, отменяется строгая «иерархия труда», стираются границы, упраздняются межгосударственные войны и т. д. Но все же «Империя» все держит под контролем и продолжает изымать у «множества» продукты его творчества. Этот контроль «Империи» имеет планетарные формы и одинаково касается всех.

Негри и Хардт настаивают на том, что «Империя» не имеет ничего общего с «империализмом». Классический «империализм», как он описан у Ленина71, есть экспансия буржуазных национальных государств в слаборазвитые экономически страны и зоны. Такой «империализм», приращивая подконтрольные территории, не меняет качества самой метрополии: буржуазное государство лишь эксплуатирует колонию как нечто «постороннее», «внешнее». Кроме того, «империализм» одного государства неизбежно сталкивается с «империализмом» другого, что мы и наблюдаем в драматической истории мировых войн ХХ в.

«Империя» в постмодернистском смысле есть нечто иное. Ее структура такова, что включает любую зону, попавшую под контроль «Империи» в ее состав наряду с другими пространствами. «Империя» децентрирована, она не имеет метрополии и колоний, она заведомо и изначально планетарна и универсальна. «Империя» не знает никаких границ, она является мировым явлением. Глобализация и есть утверждение «Империи».

«Империя» имеет три уровня контроля одновременно, cоответствующие монархической, аристократической и демократической формам правления. Монархии соответствует концентрация «ядерного оружия», дамокловым мечом висящего над головой «множества», в едином центре. Аристократия империи представлена владельцами крупных транснациональных корпораций. Демократияподменена планетарным спектаклем, воплощенным в системе масс-медиа.

По мнению Негри и Хардта, «Империя» в отличие от классического капитализма сегодня присваивает не столько «прибавочную стоимость», т. е. результаты «производительного труда», сколько саму «жизненную энергию» «множества». В новых условиях технического развития грань между производительным, непроизводительным трудом и простым воспроизводством стерта, считают авторы. Эксплуатации сегодня подвергается сама неструктурированная жизненная сила, равномерно разлитая в человеческом коллективе и свободно проявляющаяся в стихии желания, любви и творчества.

Суть «Империи» в коррупции. Коррупция (разрушение) как принцип является прямой противоположностью «генерации» (порождения). «Множество» порождает, «Империя» только коррумпирует. «Империя» есть вечный кризис, она разлагает жизнь, остужает ее кипение, узурпирует для своего функционирования через тонкую систему контроля стремление «множества» к свободе, его желание, его креативность.

Так как умственный труд сегодня играет центральную роль в экономическом развитии, роль средств производства существенно видоизменилась. Главным средством производства становится человеческий мозг, следовательно, машина интегрирована в человеческое тело. С другой стороны, новые технологические средства — компьютерная техника, к примеру, — становятся необходимой частью человеческого тела и в скором будущем смогут быть в него интегрированы. Отсюда теория «киборга» как основного субъекта «Империи». По мнению Негри и Хардта, «киборг» — это существо, в котором субъект труда (человек) и орудие труда интегрированы и слиты до неузнаваемости. Поэтому современному капиталу недостаточно собственности на средства производства: прямые дисциплинарные инструменты властвования классического полицейско-экономического типа оказываются неэффективными. «Империя» должна контролировать всю сеть, элементами которой являются люди, представители «множества».

Планетарная Америка

Создание «Империи» тесно связано с историей США и их политической системы. Согласно Негри и Хардту, политическая структура США, федерализм и американская демократия изначально представляли собой матрицу той социально-экономической модели, которая сегодня становится (стала) глобальным явлением. Постмодернистический принцип «Империи» был заведомо заложен в основе американской «политической науки».

«Томас Джефферсон, авторы журнала «Федералист» и другие идеологические основатели Соединенных Штатов вдохновлялись древней имперской моделью: они верили, что строят на другой стороне Атлантики новую Империю с открытыми, расширяющимися границами, где власть будет создаваться по сетевому принципу. Эта имперская идея выжила и вызрела через историю американской Конституции и сегодня проявила себя в планетарном масштабе в полностью реализованной форме»72.

Важно обратить внимание на понятие «расширяющихся границ». Сам Томас Джефферсон говорил о «расширяющейся империи» («extensive empire»). Вера в универсальность своей системы ценности лежит в основе политической истории Соединенных Штатов.

Негри и Хардт подробно останавливаются на уникальности исторического опыта США, который сделал именно эту страну матрицей, воспроизводимой сегодня в глобальном масштабе. Европейские державы, двигающиеся в том же направлении Модерна с его индивидуализмом, индустриальным и техническим развитием, капитализмом и т. д., были ограничены историей и пространством. Их движение к «идеалу» Модерна постоянно натыкалось на внутренние социальные, сословные, этнические, экономические преграды, что усугублялось враждебностью и конкуренцией соседних держав. И время, и пространство стран Европы на пути к реализацию проекта Просвещения были заполнены культурными и социальными преградами. Создатели США как носители европейского проекта в чистой форме (мессианский протестантизм плюс либеральная демократия) оказались в радикально иной ситуации: они действовали с нуля (история осталась в Старом Свете) и на пустом пространстве.

А. Негри и М. Хардт уточняют, что северо-американское пространство было на самом деле не таким уж пустым — на нем существовала древняя индейская цивилизация. Но энергия колонизаторов и их решимость осуществить лабораторный проект общества «чистого Модерна» легко преодолели это препятствие: индейцев приравняли к «недолюдям», к своего рода «природным явлениям», «колючкам» и стали поступать так, как будто их нет, в некоторых случаях прибегая к прямому массовому геноциду. В этом и заключается логика постмодернистской «Империи»: она способна состояться только на «пустом месте», «с нуля», расширяя свои пределы во всех направлениях.

Когда речь зашла об отвоевании Калифорнии и Нью-Мексики, американцы заговорили о «Manifest Destiny»73, т. е. «явном предназначении», которое состояло в том, чтобы «нести универсальные ценности свободы и прогресса диким народам».

В истории США Негри и Хардт выделяют четыре периода вызревания концепта «Империи»:

1) от принятия «Декларации Независимости» до Гражданской войны;

2) «эпоха Развития» и особенно постепенного перехода от «классической» (европейской по типу) империалистической теории Теодора Рузвельта к интернациональному реформизму Вудро Вильсона;

3) от эпохи «New Deal» и Второй мировой войны до середины 60-х гг. XX в. (пика холодной войны);

4) от социальных трансформаций США 1960-х гг. до распада Восточного блока и СССР.

«Каждая из этих основополагающих фаз истории развития США представляет собой шаг в сторону реализации Империи»74, — заключают А. Негри и М. Хардт.

Американская модель внутреннего социально-политического и экономического устройства отражает основные черты Постмодерна. И не случайно именно США становятся историческим лидером всего капиталистического мира, оставляя Европу и другие страны далеко позади. США создали общество, в котором Модерн существует в своем абсолютном — почти утопическом — виде, это лабораторная реализация идеала Нового времени, капитализм в его чистейшей стадии. Поэтому «Империя», будучи, по определению, планетарной и сетевой, генетически связана с США, которые являются ее генетической матрицей.

Негри и Хардт подчеркивают тесную взаимосвязь политических основ США с идеей «экспансии» и «открытых границ». США не могут не расширять своего контроля, т. к. представление об «открытых границах» и «универсальности» собственных ценностей является важнейшей чертой всей системы. Когда северо-американское пространство был освоено, власти США были поставлены перед серьезной дилеммой: либо действовать как империалистическое государство, либо — и здесь самое интересное! — рассматривать мир как «пустое место», подлежащее интеграции в единую структуру сетевой власти. Эта планетарная сетевая власть не ставит перед собой задачи прямого колониального завоевания — просто различные зоны включаются в общую систему ядерной безопасности, в систему свободного рынка и беспрепятственной циркуляции информации. В этом случае «Империя» не борется с «другими», не перемалывает иную систему ценностей, не подавляет сопротивление, не переделывает и не перевоспитывает «побежденного», но поступает с ним как с «индейцами», «вежливо» игнорируя их особенность, их качество, их отличие. «Через инструмент полного невежества относительно особенностей национальных, этнических, религиозных и социальных структур народов мира «Империя» легко включает их в себя»75. Империалистический подход Модерна унижал колонизируемые народы, но все же признавал факт их существования. Постмодернистическая Империя безразлична к тому, пуста ли рассматриваемая территория или нет: все пространство планеты является открытым пространством, и выбор «Империи», ядерное и военно-техническое превосходство США, свободный рынок и глобальные СМИ представляются ей само собой разумеющимся выбором для всех. Чтобы включить страну, народ, территорию в рамки «Империи», их не надо завоевывать или убеждать, им надо просто продемонстрировать, что они уже внутри нее, т. к. «Империя» самоочевидна, глобальна, актуальна и безальтернативна.

Роль США в создании «Империи» двойственна. С одной стороны, «Империя» созидается США и основывается на их матрице. Этому способствует и то, что основы национальной политики США с момента их основания точно совпадают с той моделью, которая отныне утверждается как нечто планетарное. Но «Империя» вместе с тем и преодолевает национальные американские рамки, выходя за пределы «классического империализма», пусть даже американского. США укрепляются как проект, расширяясь далеко за рамки национального государства. Америка перерастает Америку, становится планетарной. Весь мир становится глобальной Америкой.

Альтерглобализм: восстание «множеств»

После тотальной критики глобализма («Империи») А. Негри и М. Хардт предлагают альтернативу. Эта альтернатива суммирует основные пункты программы альтерглобализма. Поэтому авторы считаются наиболее последовательными теоретиками альтерглобализма, а их труд рассматривается как программный.

Вслед за другими «новыми левыми» — Ж. Делезом, Ф. Гваттари, Ф. Лиотаром и т. д. — они утверждают, что характер изменений, запечатленных в эпохе Постмодерна, необратим и объективен. «Империя» и ее могущество не случайны, не произвольны. Они обусловлены логикой развития человечества. Это не девиация прогресса, но его кульминация. Западноевропейское человечество, двигаясь по траектории своего философского, социального, экономического и политического развития, не могло не прийти к Просвещению, к капитализму, к империализму и, наконец, к глобализму, Постмодерну и «Империи». Следовательно, «конец истории» в глобальном рынке вполне закономерен, вытекает из самой структуры истории. Тем, кто ужасается чудовищным горизонтам тотального планетарного контроля и новым формам эксплуатации, А. Негри и М. Хардт советуют обратить внимание на настоящее и недавнее прошлое: можно подумать, что капитализм был более гуманным и справедливым на иных стадиях.

«Империи» избежать нельзя, затормозить ее становление, укрыться в «локальном» невозможно. Буржуазные государства-нации не являются альтернативой «Империи», они просто ее предшествующие стадии. Следовательно, противники «Империи» должны распроститься с привычными клише, отбросить устаревшие концептуальные инструменты и расстаться с ностальгией. Мутация модерна в Постмодерн, а также качественное видоизменение Труда и Капитала суть свершившиеся факты, с которыми нельзя не считаться. «Империя» — это реальность.

Позитивная альтернатива отталкивается от признания «Империи» как базового факта, точно так же, как коммунизм Маркса отталкивался от детального исследования онтологии Капитала. «Империю» нельзя преодолеть извне, т. к. в глобальном мире больше нет «вне». В нее включено все пространство земли — в социально-политическом, экономическом, информационном и культурном смысле. Поэтому единственный способ взорвать ее могущество лежит внутри нее самой, в ее внутреннем противоречии. Это противоречие Негри и Хардт описывают в марксистских терминах (противоречие между Трудом и Капиталом, отчуждение, присвоение прибавочной стоимости и т. д.), но перенесенных в условия Постмодерна и в глобальный контекст.

Аналогом рабочего класса (как объекта эксплуатации и субъекта революции в классическом марксизме) сегодня являются просто люди — «большинство». Так как в условиях технического развития и глобализации Капитала разница между производительным и непроизводительным трудом стерта, то трудом следует признать «саму жизнь» и ее телесные мотивации — желание, воспроизвод­ство, креативность, случайные влечения. Разница между работой и отдыхом, полезными и бесполезным, делом и развлечением постепенно исчезает: остаются только живые люди перед лицом глобальной коррупционной системы. «Множество» само и есть сегодня Труд. А «Империя» — капитал.

Методы борьбы против «Империи» А. Негри и М. Хардт предлагают довольно экстравагантные: отказ от последних половых табу, креативная разработка эпатажных образов, пирсинг, ирокез, хакерство, создание экстремистских коммун и абсурдистских кружков, бессмысленные флэшмобы, транссексуальные операции, культивация миграций, космополитизма, требование от «Империи» оплаты не труда, но простого существования каждого гражданина земли, при том, что гражданами земли должно стать все «множество». Сами авторы «Империи» показывают, что позиция «множества» в условиях Постмодерна, по сути, совпадает с «Империей» — именно «Империя» дает «множеству» быть самим собой, она эксплуатирует «множество», с одной стороны, но и учреждает, поддерживает его, способствует его дальнейшему освобождению, с другой. В «Империи» «множество» находит, таким образом, многие положительные «возможности», которые оно призвано использовать для своих интересов. Авторы в качестве параллели такому повороту мысли приводят отношение Маркса к капитализму, который признавал его прогрессивность по отношению к феодальному и рабовладельческому строю, но вместе с тем выступал от имени пролетариата как его самый непримиримый противник. Так Негри и Хардт относятся к «Империи»: они показывают ее «прогрессивные» стороны по отношению к классическому индустриальному капитализму, но полагают, что она несет в себе свой собственный конец.

Проект альтерглобализма сводится к тому, чтобы не тормозить «Империю», но, напротив, подталкивать ее вперед, чтобы быстрее оказаться свидетелем и участником ее финальной трансформации. Эта трансформация возможна через новое самосознание и самочувствие, через обретение нового онтологического, антропологического и правового статуса жизненным и созидательным хаосом раскрепощенных мировых толп, «большинства», которое призвано ускользнуть от тонкой и жесткой коррупционной хватки планетарной «Империи».

Восстание «множеств» должно быть основано на культивации всех видов трансгрессии. Идеалом Негри и Хардта является уже не человек, но киборг, мутант, добровольный инвалид, калека, получеловек-полумашина, не способный стать объектом эксплуатации — ни в производстве, ни в исполнении гражданских обязанностей, ни в классическом браке. Свобода от «Империи» как последнего воплощения рациональности реализуется через соскальзывание в иррациональность, в массовую шизофрению (Ж. Делез), в наркотики, разложение, поиск новых причудливых форм бытия по ту сторону культурных и социальных кодов, диктуемых империей.

Так же, как и Маркс, желавший победы капитализма ради приближения его конца и строительства социализма, альтерглобали­сты желают победы глобализации, чтобы полная победа Капитала взорвала его самого изнутри, через тотальную миграцию множеств в области иррационального и шизофренической свободы.

Диалектика «глобализм/антиглобализм»

Экстравагантная версия революции «множеств» Негри и Хардта отражает основной смысл современного антиглобалистского/альтерглобалистского движения. Это движение направлено не на то, чтобы остановить глобализацию, сохранить существующий порядок национальных государств или вернуться в прошлое, но на то, чтобы осудить глобализацию, показать ее негативную сущность. Вместе с тем антиглобалисты ни в коем случае не являются сторонниками советской системы (эпохи идеологического противостояния) или государственного национализма. Они хотят двигаться вперед, а не назад, и не стоять на месте, но путь этот они видят иным образом, нежели неолиберальные апологеты глоба­лизации. При этом антиглобалисты/альтерглобалисты трезво по­нимают, что их сетевые организации и распыленные ячейки сегодня не могут представлять собой никакой серьезной опасности для глобализма и лишь демонстрируют свободу мнений в глобальном мире: есть те, кто делает глобализацию, и те, кто выступает «против» (при полном бессилии что-то изменить). Альтернатива в таком случае становится определенной условностью, игровым жестом или, в далекой перспективе, постмодернистским аналогом луддизма, т. е. стремлением вывести из строя как можно больше орудий труда, чтобы сорвать развитие капитализма и индустриализации. Только орудиями труда в этом случае выступают люди («множество»), которые сами себя делают непригодными для участия в рациональных структурах. Ставка делается на то, что глобальная рациональность рухнет, если множество превратится в хаотическое море невменяемых мутантов и извращенцев.

Для апологетов глобализации иметь дело с такой альтернативой довольно удобно. Сопоставляя призыв к иррациональности и анархии со своей рациональностью и порядком, глобалисты получают дополнительные аргументы в пользу неолиберальной идеологии, а также могут не считаться с критической стороной антиглобализма (подчас чрезвычайно справедливой и обоснованной самой по себе).

Это замечание относится не только к «крайне левым» и анархистским версиям антиглобализма, но и к неомарксизму в целом. Давая развернутую и сплошь и рядом глубокую и проницательную критику глобализма, неомарксисты видят спасение не в прошлом и не в настоящем, а в будущем, которое должно прийти на смену глобальному капитализму. Здесь чрезвычайно показательна троцкистская идеология, которая подвергала систематической критике СССР и сталинизм именно за то, что построенный в СССР социализм не был по-настоящему интернациональным, т. е. мировым, глобальным. Отказавшись от того, чтобы бросить все силы на мировую революцию, Сталин сосредоточился на построении социализма в одной стране. Для Троцкого это было прямым предательством Маркса, который настаивал на победе социализма сразу в нескольких развитых промышленных стран и на интернациональном характере социалистической революции, напрямую вытекающей из интернациональной природы самого Капитала. Советский Союз и социалистический лагерь были построены вопреки логике марксизма, и значит, считают троцкисты, это был «ненастоящий» социализм, который только отодвинул перспективу мировой революции, а не приблизил ее. Из этого антисталинистского тезиса троцкисты сделали вывод: нельзя стремиться к социалистической революции, пока капитализм не стал по-настоящему глобальным, мировым и интернациональным, и пока рабочий класс всего мира не перемешался в глобальном плавильном котле и не утратил признаков коллективной идентификации, кроме классовой. Отсюда идея, что коммунисты должны приветствовать глобализацию как процесс, приближающий человечество к грядущему социализму.

Именно такой логикой руководствуется мировое троцкистское движение, которое является идеологическим ядром современного антиглобалима/альтерглобализма. И, вероятно, именно такая логика привела группу американских троцкистов в большую политику (от демократов до республиканцев), что положило начало феномену неоконсерваторов. Таким образом, между глобалистами иантиглобалистами/альтерглобалистами существует более сложная и диалектическая связь, нежели отношения прямой фронтальной оппозиции. Против глобализации антиглобалисты в целом не возражают, но уже сегодня ориентируются на то, что, когда, свершившись, она обнаружит свои противоречия, то расчистит этим дорогу мировой революции. Эта идея и заложена в термине «альтерглобализация», «другая глобализация». «Другой» она является не потому, что предлагает другой путь, но потому, что считает единственно возможный путь необходимым и закономерным злом и ориентируется на горизонт будущего, когда зло будет побеждено добром (правда, такое «добро» оказывается не совсем ясным — у А. Негри и М. Хардта «добром» и «спасителем» выступает киборог-мутант или сошедший с ума урод).

---